– Отец! – воскликнула, краснея от смущения, Марта, но тут же прибавила: – Я рада, что это произойдет в будущем году. Может быть, смерть тех двух, застрелившихся, окажется для нас нынче несчастной приметой.
– Ну, конечно. Мы будем справлять поминки, – ответил
Ван-Конет. – Сногден, как зовут тех ослов, которые продырявили друг друга? Как же вы не знаете? Надо узнать.
Забавно. Не выходите замуж, Марта. Вы забеременеете, муж будет вас бить…
– Георг, – прервала хлесткую речь Лаура Мульдвей, огорошенная цинизмом любовника, – пора ехать. К трем часам вы должны быть у вашей невесты.
– Да. Проклятие! Клянусь, Лаура, когда я захвачу обезьянку, вы будете играть золотом, как песком!
– Э… Э… – смущенно произнес Вейс. – насколько я знаю, ваша невеста очень любит вас.
– Любит? А вы знаете, что такое любовь? Поплевывание в дверную щель.
Никто ему не ответил. Лаура, побледнев, отвернулась.
Даже Сногден нахмурился, потирая висок. Баркет испугался. Встав из-за стола, он хотел увести дочь, но она вырвала из его руки свою руку и заплакала.
– Как это зло! – крикнула она, топнув ногой. – О, это очень нехорошо!
Взбешенный резким поведением хозяина, собственной наглостью и мрачно вещающим ссору Лауры, так ясно аттестованной золотыми обещаниями разошедшегося джентльмена, Ван-Конет совершенно забылся.
– Ваше счастье, что вы не мужчина! – крикнул он плачущей девушке. – Когда муж наставит вам синяки, как это полагается в его ремесле, вы запоете на другой лад.
Выйдя из-за стойки, Давенант подошел к Ван-Конету.
– Цель достигнута, – сказал он тоном решительного доклада. – Вы смертельно оскорбили девушку и меня.
Проливной дождь, хлынувший с потолка, не так изумил бы свидетелей этой сцены и самого Ван-Конета, как слова
Давенанта. Баркет дернул его за рукав.
– Пропадете! – шепнул он. – Молчите, молчите!
Сногден опомнился первым.
– Вас
Вы... как, бишь, вас?. Так вы тоже жених?
– Все для Петронии, – пробормотал, тешась, Вейс.
– Я не знаю, почему молчал Баркет, – ответил Давенант, не обращая внимания на ярость Сногдена и говоря с
Ван-Конетом, – но раз отец молчал, за него сказал я.
Оскорбление любви есть оскорбление мне.
– А! Вот проповедник романтических взглядов! Напоминает казуара перед молитвенником!
– Оставьте, Сногден, – холодно приказал Ван-Конет, вставая и подходя к Давенанту. – Любезнейший цирковой
Немврод! Если, сию же минуту, вы не попросите у меня прощения так основательно, как собака просит кусок хлеба, я извещу вас о моем настроении звуком пощечины.
– Вы подлец! – громко сказал Давенант. Ван-Конет ударил его, но Давенант успел закрыться, тотчас ответив противнику такой пощечиной, что тот закрыл глаза и едва не упал. Вейс бросился между ними.
В комнате стало тихо, как это бывает от сознания непоправимой беды.
– Вот что, – сказала Вейсу Мульдвей, – я сяду в автомобиль. Проводите меня.
Они вышли.
Сногден подошел к Ван-Конету. У покинутого стола находились трое: Давенант, Сногден и Ван-Конет. Баркет, наспех собрав поклажу, отвел Марту на двор и кинулся запрягать лошадь.
Давенант слышал разговор, отлично понимая его оскорбительный смысл.
– С трактирщиком? – сказал Ван-Конет.
– Да, – ответил тот. – Таково положение.
– Слишком большая честь. Но не в том дело. Вы знаете, в чем.
– Как хотите. В таком случае моя роль впереди.
– Благодарю, вы – друг. Эй, скотина, – обратился
Ван-Конет к Давенанту, – мы смотрим на тебя, как на бешенное животное. Дуэли не будет.
– Если вы откажетесь от дуэли, – неторопливо объяснил
Давенант, – я позабочусь, чтобы ваша невеста знала, на какой щеке у вас будут лучше расти волосы.
Эти взаимные оскорбления не могли уже вызвать нового нападения ни с той, ни с другой стороны.
– Вы знаете, кому говорите такие замечательные вещи?
– спросил Сногден.
– Георгу Ван-Конету я говорю их.
– Да. А также мне. Я – Рауль Сногден.
– Двое всегда слышат лучше, чем один.
– Что делать? – сказал Ван-Конет. – Вы видите, – этот человек одержим. Вот что: вас известят, так и быть, вам окажут честь драться с вами.
– Место найдется, – ответил Давенант. – Я жду немедленного решения.
– Это невозможно, – заявил Сногден. – Будьте довольны тем, что вам обещано.
– Хорошо. Я буду ждать и, если ваш гнев остынет, приму меры, чтобы он начал пылать.
Наступило молчание.
– Негодяй!.. Идем, – обратился Ван-Конет к Сногдену, медленно сходя по ступеням, в то время как Сногден вынимал деньги, чтобы расплатиться. Швырнув два золотых на покинутый стол, он побежал к автомобилю. Усевшись, компания исчезла в пыли знойного утра.
Задумавшись, Давенант стоял у окна, опустив голову и проверяя свой поступок, но не видел в нем ничего лишнего.
Он был вынужденным, этот поступок.
Расстроенная Марта вскоре после того передала хозяину свою благодарность через отца, который уже собрался уехать. Он был потрясен, беспокоился и упрашивал Давенанта найти способ загладить страшное дело.
Давенант молча выслушал его и, проводив гостей, обратился к работе дня.
Глава II