Блистательные годы. Гран-Канария

– Нет. О боже, нет… и за десять тысяч. – Она зевнула, призадумалась. – Одно только удерживает меня от истерики – как вспомню Дибса, брошенного в этой дыре. Его лицо до сих пор стоит перед глазами, такое разнесчастное. И последний взгляд – почти нечеловеческий. Вот что спасает мне жизнь.

Филдинг рассмеялся без тени злобы и сказал:

– Ты встряхнешься, когда окажешься дома, Элисса. Подумай об этом. Весна в Англии – живые изгороди, запах вереска, бутоны в садах…

– Люди с зонтиками проклинают ветер, который пронизывает насквозь. Автобусы забрызгивают тебя грязью с головы до ног, и ни одного такси не видно. Все пытаешься нас приободрить, Майкл, черт тебя подери? Прекрати уже, это невыносимо. Иди в кабину, сядь за штурвал. А Стэнфорда отправь сюда. Я хочу выяснить, не влюблен ли он в меня. – Она бросила ехидный взгляд на Харви. – Не понимаю, почему монополия на великую страсть должна принадлежать одной только Мэри.

Майкл расхохотался громче, чем обычно. Он обхватил второй рукой кресло Мэри, как бы соединяя ее и Харви, и проделал все это со смехотворной учтивостью.

– Слышите, что она говорит, юные шалуны? Выдает с потрохами вас и весь ваш славный флирт.

Харви поморщился. Но Мэри, кроткая и пассивная, никак не откликнулась, ее лицо оставалось непроницаемым. Элисса с любопытством уставилась на Майкла. Наконец покачала головой.

– Как мило, – проронила она, – такой джентльмен.

Филдинг, отсмеявшись, достал портсигар, предложил сигарету Харви, но тот отказался.

– А знаете, – продолжил он дружелюбно, – шутки в сторону, и правда приятно вернуться домой. Как съездишь за границу, сразу начинаешь выше ценить свою страну. Умираю от нетерпения – так хочется показать вам Бакден. Помните, я говорил про розы? Они совершенно особенные. А еще я должен показать вам свои приюты для престарелых. Забавно, я чрезвычайно увлекся приютами для престарелых. Что-то вроде хобби, знаете ли. Начинал мой старик, а я продолжаю… ну, понимаете… строить. Коллекционирую долгожителей, как какой-нибудь другой малый бегает за бабочками. Есть у меня один старикашка, ему осталось всего три месяца до ста двух лет. Право…

Харви перестал его слушать. Он уже понял, что представляет собой Филдинг, составил о нем окончательное и беспристрастное мнение. Как и сказала Элисса – джентльмен. О боже, что за слово! Но Майкл был джентльменом во всем кошмарном архаичном смысле этого понятия. Добрый, очаровательный, благожелательный, и мухи не обидит. Он не мог, нет, просто не мог враждовать ни с кем в мире. И он никогда не бывал серьезен. Да, вот в чем дело – серьезность была для него чем-то невозможным. Он не спорил. Если ему возражали, он, рассмеявшись, менял тему и забывал об этом навсегда. Что касается ревности, то он совершенно не был способен ревновать. Сначала это сбивало Харви с толку. Но теперь он с абсолютной уверенностью осознал причины легкомысленного равнодушия Филдинга. Любовь не имела для него смысла. Он был привязан к Мэри, и только. Как часто Харви собирался с силами, чтобы бросить Филдингу прямо в лицо, твердо, оскорбительно: «Послушайте, я люблю вашу жену!»

Но от этого не вышло бы ни малейшего толка. Филдинг не возмутился бы: «Черт возьми, что вы имеете в виду?» Даже не рассердился бы: «Какая наглость!» Рассмеялся бы и ответил с безукоризненной невозмутимостью: «Дружище, я нисколько не удивлен. Мэри очаровательна. Попробуйте вот это блюдо. Оно турецкое, но не очень острое». В его неумолимом добродушии было что-то устрашающее. Сей факт поразил Харви с убийственной убедительностью. О, все это сводило с ума. Уж лучше биться головой о кирпичную стену, чем задыхаться под мягкой податливой подушкой.

– …И это, – заключил Филдинг, – доставило бы мне настоящее удовольствие. Дождаться, когда мне стукнет восемьдесят, и стукнуть жизнь в ответ. Причем одной левой, заметьте. Шучу. Тут нужно будет постараться. Нечеловечески сложная задача. – Он затушил сигарету, с улыбкой склонился к Мэри. – Все хорошо, юная шалунья? Не слишком устала? Тебе тепло?

Ее лицо, прячущееся в мехе воротника, казалось еще меньше, чем обычно.

– Да, спасибо, Майкл, – безучастно ответила она.

– Потерпи, осталось недолго. – Он посмотрел в иллюминатор и, вскочив, воскликнул: – Ого, пусть меня повесят, если это не так, – мы почти на месте! – Он вытянул шею, с ликованием на что-то показывая, но никто не проявил к этому интереса. – Это церковь Святой Екатерины, а за ней Вентнор. И форты снаружи, и Хаслар. Право, это великолепно! Боже, Стэнфорд выключает двигатели. Я… я должен с ним поговорить. – И, бросив взгляд на часы, он побежал в кабину, чтобы выяснить, что да как.