Блистательные неудачники

Через несколько дней после крещения Катерину Текаквиту пригласили в Квебек на грандиозный праздник. Там были маркиз де Траси, королевский интендант Талон, губернатор господин де Курсей, вождь могавков Крин, один из самых ревностных неофитов, обращенных в христианство, и много блестящих дам и кавалеров. Их парики благоухали духами. Все были так элегантны, как только могут быть добропорядочные граждане в двух тысячах миль от Парижа. Беседы блистали остроумием. Без уместного афоризма даже масло друг другу не передавали. Обсуждали проблемы Французской академии наук, существовавшей к тому времени уже десять лет. Некоторые гости щеголяли карманными часами – новым изобретением, измерявшим ход времени, которое входило тогда в обиход в Европе. Кто-то кому-то рассказывал о другом недавно созданном часовом механизме – маятнике. Катерина Текаквита внимательно вслушивалась в разговоры. Опуская голову в поклоне, она принимала расточаемые ей комплименты о великолепно украшенном иглами иглошерста ее платье из оленьей кожи. Длинный стол, покрытый белоснежной скатертью и убранный весенними цветами, горделиво сверкал столовым серебром и хрусталем, и внезапно она по достоинству оценила величие и значимость того повода, по которому был устроен праздник. Нарядные официанты наполнили вином бокалы, напоминавшие розы на длинных ножках. Пламя сотни свечей многократно отражалось в сотне серебряных столовых приборов, когда очаровательные гости орудовали ими, нарезая куски мяса, и на какое-то мгновение бесчисленные лучи этих маленьких солнышек ослепили ее, отбили ей аппетит. Безотчетным резким движением она потянулась к вину и опрокинула бокал. Оцепенев от стыда, она смотрела, как по белоснежной скатерти расплывается пятно, принимая форму кита.

– Все в порядке, – сказал маркиз, – ничего страшного, дитя мое.

Катерина Текаквита продолжала недвижно сидеть. Маркиз вернулся к прерванной беседе. Речь шла о штыке – новом военном изобретении, недавно сделанном во Франции. Пятно быстро разрасталось.

– Даже скатерть хочет отведать этого прекрасного вина, – сострил маркиз. – Не бойся, дитя мое. Опрокинутый бокал с вином ненаказуем.

Несмотря на учтивую суету нескольких официантов, пятно продолжало съедать белоснежность скатерти на всем протяжении ее пространства. Необычный рост винного пятна настолько заинтриговал присутствующих, что оживленность застольной беседы стала стихать. Оно уже перекрасило всю белоснежную скатерть. Когда в пурпурный цвет облеклась серебряная ваза и стоявшие в ней розовые цветы, разговоры прервались совсем. И тут, в наступившей тишине раздался болезненный вопль одной прекрасной дамы, чья изящная белая рука тоже покрылась пурпуром. Хроматическая метаморфоза произошла в считанные минуты. Стоны и проклятия раздавались в пурпурном зале, полном пурпурных лиц, нарядов, ковров и мебели, тоже одевшихся в пурпур. За высокими окнами белели островки снега, поблескивая в лунном сиянии. Все собравшиеся – и слуги, и хозяева – бросились к окнам и стали вглядываться в озаренную луной темноту, пытаясь за пределами пораженного пурпуром зала найти доказательства существования многокрасочного мира. На их глазах весенние сугробы темнели цветом пролитого вина, и даже сама луна облеклась в порфирную мантию. Катерина медленно встала со стула.

– Мне кажется, я должна перед вами извиниться.

43