Блистательные неудачники

Мне представляется, что случившееся имело апокалиптический характер. Происхождение этого термина – «апокалиптический» – достаточно любопытно. В его основе лежит греческое слово «ароkalypsis», что значит «откровение». Оно возникло от греческого глагола «apokalyptein», означающего «раскрывать», «выявлять», «обнаруживать». Греческий префикс «аро» значит «от», «из», «производный от». «Kalyptein» переводится как «покрывать», «закрывать». Это слово происходит от того же корня, что «kalube»– «хижина», и «kalumma» – «вуаль». Поэтому можно сказать, что слово «апокалиптический» описывает то, что открывается взору, когда женщина поднимает вуаль. Что же я сделал, Катерина Текаквита, и чего не сделал, чтобы оказаться под твоим покрывалом? Я не нашел упоминаний об этом празднике ни в одном из ее нормативных жизнеописаний. Два главных источника, повествующих о ее жизни, написаны священниками-иезуитами Пьером Шоленеком и Клодом Шошетье. Оба они были ее исповедниками в миссии Пороги Святого Людовика, куда Катерина Текаквита пришла осенью 1677 года (нарушив данное дядюшке обещание). Отец Шоленек оставил нам рукопись «Vie de Catherine Tegakouita, Premi`ere Vierge Irokoise» [39]. Другое «Vie», написанное на латыни, было отослано генералу Ордена иезуитов в 1715 году. От отца Шошетье до нас дошла другая рукопись: «La Vie de la В. Catherine Tekakouita, dite а prйsent la Saincte Sauvegesse» [40], датируемая 1695 годом, которая ныне хранится в архивах колледжа Святой Марии. Там же находится еще один важный документ, составленный в 1696 году аббатом Реми и озаглавленный: «Certificat de M. Remy, сиr^u de la Chine, de miracles faits en sa paroisse par l'intercession de la B. Cath. Tekakwita» [41]. Я преклоняюсь перед иезуитами за то, что они верили в чудеса. Хочу воздать должное иезуиту, который так много сделал, чтобы преодолеть грань, отделяющую естественное от сверхъестественного. Под бесчисленными личинами – члена Кабинета министров, христианского пастыря, солдата, брамина, астролога, исповедника монарха, математика, мандарина, – при помощи тысячи уловок, соблазнов, посул и увещеваний, под грузом неопровержимых письменных свидетельств о случившихся чудесах он вынудил людей признать, что земля – провинция вечности. Хочу воздать должное Игнатию Лойоле, сраженному пулей французского протестанта в руинах Памплоны за то, что в своей убогой келье в пещере Марнеса этот доблестный воин внимал таинствам небес и его видения заложили основу могущества Ордена иезуитов. Этот Орден дерзнул утверждать, что мраморный лик Цезаря есть лишь маска Господа, и в имперской алчности мирового господства иезуиты вполне оценили значение Божественной жажды душ. Хочу воздать должное моим учителям в детском приюте, что в центре Монреаля, вдыхавшим запахи спермы и ладана. Хочу воздать должное священникам, пестующим безногих в кельях, где у стен в ряд стоят костыли, – они проникли за грань реальности и знают, что хромота – лишь ступень, ведущая к совершенству, а сорняки – это те же цветы, только их никто не собирает. Хочу воздать должное кельям костылей – музеям сорняков. Хочу воздать должное смраду алхимии сожженного воска – признаку близости к вампирам. Хочу воздать должное сводчатым залам, где мы преклоняем колени лицом к лицу с Обвинителем мира сего в нимбе из дерьма. Хочу воздать должное тем, кто подготовил меня к леденящему душу бдению сегодняшней ночи, – единственной достоверной реальности в мире призраков. Хочу воздать должное палачам минувшего, которые свято верили в спасение душ своих жертв и подобно индейцам питали силу общества мощью врага. Хочу воздать должное тем, чья вера в соперника пышным цветом цвела в мужестве воинов. Хочу воздать должное партам в нашем добром старом классе, этой маленькой бесстрашной эскадре, которая год за годом плыла наперекор стихиям со своей малолетней командой. Хочу воздать должное нашим зачитанным до дыр учебникам, полученным в дар от городских властей, особенно катехизису, который подбивал нас на скабрезные крайности и вносил свою лепту в поддержание сложившегося у нас представления о сортире как о волнующем храме мирского начала. Хочу воздать должное мраморным плитам, на которых стояли кабинки в сортире, – на них не оставалось следов дерьма. В этом проявлялась противная лютеранству идея вещества, легко поддающегося мытью. Хочу воздать должное мрамору в чертогах экскрементов, этой линии Мажино, противостоящей натиску папских ересей. Хочу воздать должное притчам сортира детского приюта, желтой несостоятельности фарфора, доказывающей верность народной мудрости, которая гласит о том, что капля камень точит. Пусть где-то что-то напоминает о нас – терпеливых сиротах, выстроенных в угоду санитарному контролю в ряд для мытья одним куском мыла шестидесяти рук со всеми их пальцами в бородавках. Хочу воздать должное смелому мальчику, который откусывал свои бородавки, – то был мой друг Ф. Хочу воздать должное и мальчику трусоватому, который не мог откусить кусочек самого себя, – то был я, автор этих строк, который трясется сейчас от страха в своей деревянной будке, вмерзшей в канадские сугробы, чьи бородавки на пальцах разъедены годами карандашной эрозии. Может быть, я немного согреюсь, если всем воздам должное? Я всех их обидел, и чувствую теперь, что душа моя леденеет от тех чар, которые они на меня наслали, сами того не ведая.