— Друг мой, тело мое горит после этого сна, а сердце наполнено ужасом. Небо кричало, громыхала земля, и гора снова рушилась на нас обоих. Когда же она упала на нас, наступила ночь, но в этой ночи сверкали молнии, смерть хозяйничала на земле, и я видел, как гора превращалась в пепел. Но это не принесло мне облегчения, и тогда я крикнул страшно и дико. Пожалуй, мы слишком близко подошли к владениям Хумбабы. Зря мы на этот раз решили спать на вершине холма. Спустимся, отойдем подальше и подумаем, как быть.
— Гильгамеш, что я вижу? Уж не птица ли страха задела тебя своим крылом? — удивился Энкиду. — Ты, Гильгамеш, царь и верховный жрец Урука, потомок великих богов, тебе ли бояться горы, которая и во сне превращается в пепел! Вспомни, что ты говорил перед народом своего города! Или ты думал тогда, что битва будет легка, словно схватка с младенцем. Или ты не знал, что Хумбаба — могуч и опасен? Но ты, сын богов и народа Урука, ты — еще сильнее! И мы не отступим в степь, — едва рассветет, мы пойдем дальше. Сам Шамаш в твоем сне послал молнии, чтобы гора превратилась в пепел. А гора эта — наш враг, Хумбаба.
— Прости, друг мой, Энкиду. И в самом деле, я на мгновение поддался страхам из своего сна. Ты прав. Едва рассветет, мы пойдем через горы к жилищу Хумбабы.
К жилищу Хумбабы, едва рассвело, пошли герои через лесистые горы.
Древние могучие кедры стояли над ними, соединяясь вершинами в небе. Колючий терновник, росший внизу, иногда загораживал путь, словно стена. И друзья прорубали дорогу боевыми топорами.
— Сколько кедра кругом, — радовался Гильгамеш. — Теперь мы выстроим новые храмы, и для тебя, Энкиду, тоже будет большое жилище.
Горы становились все выше, и едва богатыри спускались с одной, как сразу начинался подъем на другую.
И вдруг содрогнулась земля и покачнулось небо. И заломило в ушах от страшного, невозможного крика. Это где-то вдали, за тучами, на невидимой пока горе крикнул Хумбаба. И крикнул снова, всею глоткой. И снова заломило в ушах от этого ужасного вопля, и снова содрогнулась земля.
— Друг мой, — сказал оробевший Энкиду слабым голосом. Ты слышишь, это кричит весь мир! У меня ослабела рука, у меня трясутся колени, я не могу сделать и шага. Друг мой, мне стыдно, но я боюсь, я не могу идти с тобой дальше. И ты не ходи тоже. Ты слышишь, как кричит Хумбаба! А ведь он еще далеко, он даже не видит нас. Что же будет, когда мы подойдем ближе!
— Брат мой, Энкиду, ты так бледен, словно сражен тяжелой болезнью. А это всего только крик земного чудовища. Человек подвластен богам и не смеет спорить с их волей, но земным чудовищам он не подвластен. Ты, предсказатель будущего по снам, ты, которому послушны львы, я знаю: даже бешеные быки-туры уважают твою силу и слушаются тебя. Тебе ли бояться крика этого чудища! Победи же свои страхи. И пусть вернется сила твоей руке, шагай смелее! Мы вместе войдем в этот лес. А уж если мы оба погибнем в битве с чудовищем, наши имена — твое и мое останутся навсегда.
— Гильгамеш, прости мне эту слабость. Я и сам не знаю, как поддался своему страху. Теперь я уже не боюсь. Только будь смел, но осторожен. Видишь зеленую гору, что показалась из-за последней вершины. Там — жилище Хумбабы. Позволь, я пойду впереди.
— Позволь, я пойду впереди, — проговорил Энкиду, к которому снова вернулись сила и храбрость.
И скоро герои вошли в богатырский лес из кедров, которых никогда не видели прежде — так они были могучи, столь огромны, высоки были их стволы.
В лесу этом были широкие тропы, словно прямые дороги — их протоптало чудовище.
— Но где же сам сторож? — удивился Гильгамеш. — Мы идем по его лесу, а он и не показывается.
— Друг мой, страшен не только вопль Хумбабы, страшно и его молчание. При Хумбабе всегда семь опасных духов, семь убивающих лучей. Чтобы поразить врага, кричать ему не обязательно. Достаточно молча, издалека направить лучи, и враг станет мертвым.
— Тогда мы поступим иначе, — подумав, проговорил Гильгамеш. — Ты, Энкиду, доставай топор и руби кедр, который стоит отдельно. Я же встану здесь за деревьями со всем оружием наизготовку. Мы заставим чудище нам показаться. Он захочет увидеть, кто осмелился встревожить покой его леса. А едва он покажется нам, тут уж и мы медлить не будем: сразу его поразим со всеми его лучами.
Энкиду вынул топор и подошел к кедру, который рос в стороне. После удара его топора застонали деревья. И вновь пошатнулась земля.
В рокоте, который на них обрушился, богатыри с трудом различили слова. Но и в реве урагана можно понять смысл, если ураган говорит человеческим языком.
— Кто явился в мой лес? Кто бесчестит мои деревья, кто осмелился ударить по кедру бронзовым топором? — так проревел ураган, который обрушился на героев после первого же удара.
Но в то же мгновение полыхнуло солнце и послышался другой голос — божественный, неземной:
— Подходите к Хумбабе, не бойтесь приблизиться, я вам помогу!
Это сам великий Шамаш, не выдержав, заговорил с небес.
— Вперед же, Энкиду! — прокричал Гильгамеш во всю мощь.
Но голос его в урагане показался тихим, как писк мошки.