Блистательный обольститель

Он обошел парк и спустился к реке. Зеленые, как глаза Мариан, листья ив, склонившихся к воде, колышащаяся по берегам трава, вода, холодная, глубокая и голубая, тени, спокойно струящееся течение, сапфирные солнечные блики, как расплавленное индийское золото… Закрыв глаза, Дерек слушал журчанье реки и представлял себе Анне-Лиз: ее черные, как ночь, волосы, струящиеся сквозь пальцы, прикосновение ее ресниц, похожих на ночную бабочку, к его щекам; слышал ее голос. Вдруг звонкий смех разнесся по воде и из-за поворота показалась лодка. Сквозь густую зелень он различил белую шляпу Анне-Лиз и услышал голос Роберта, низкий и умоляющий. Потом он увидел, как они склонились друг к другу. Шляпа соскочила с головы Анне-Лиз. «Они целуются», — со злобой и завистью подумал Дерек. Тихо, чтобы его не заметили, низко опустив голову, он направился к замку. А над рекой снова звенел колокольчиком смех Анне-Лиз.

В этот же день, после обеда, слуга пригласил Роберта в кабинет Дерека.

— Прекрасный день, не так ли? — Роберт был в отличном настроении.

— О чем ты думаешь? — оборвал его Дерек. — Мисс Девон — моя подопечная, а не твоя сожительница. Как ты посмел ее скомпрометировать сегодня утром?

— Ты компрометировал Мариан Лонгстрит несколько лет, и держу пари, что мои намерения относительно мисс Девон более честные, чем твои по отношению к женщинам, которых ты целовал. Сколько их было, Дерек? Будь честным, уж наверняка не меньше пятидесяти.

— Анне-Лиз Девон — совсем другое дело, а за твои замечания относительно Мариан ты еще мне ответишь.

— Не забывай, — возразил Роберт, — я не тот маленький братик, которого ты оставил, когда отец отослал тебя в Индию. Анне-Лиз никогда прежде не позволяла мне целовать себя, и я не льщу себя надеждой, что это было нечто большее, чем простое женское любопытство. Она и сама мне так сказала. Хотя я не могу представить, с кем она может меня сравнивать, но небольшой опыт у нее есть. — Роберт внимательно изучал свои ногти. — А насчет Мариан отец был прав, ты знаешь это. Она не стоит тебя. Она расчетливая и мелочная…

Глаза Дерека превратились в щелки:

— Еще одно слово, и от тебя останется мокрое место, мой маленький братик. Я вытряхну из тебя душу…

— Душа моя бессмертна! — сверкнул глазами Роберт. — И нечего меня пугать. — Увидев, что лицо Дерека исказилось от боли, Роберт поспешил извиниться. — Прости меня, Дерек. Ты должен знать, что у меня самые добрые намерения по отношению к мисс Девон. Не ругай меня за то, что я поцеловал ее. Только слепец может оставаться к ней равнодушным.

— С этого момента ты только таким и будешь — слепым. Если ты не собираешься жениться на Анне-Лиз, оставь ее в покое, или тебе придется покинуть Клермор.

Теперь разозлился Роберт!

— Что ты имеешь в виду? Ведь я вел все хозяйство последние несколько лет.

— Еще раз спрашиваю: каковы твои намерения по отношению к мисс Девон, Роберт?

— Не знаю.

— Тогда больше не делай этого, пока не решишь для себя этот вопрос и не скажешь об этом мне. Я занял место ее отца, Роберт, а он был хорошим человеком. Анне-Лиз — простая и невинная девушка. Я не хочу, чтобы ее жизнь была разбита только потому, что тебе захотелось порезвиться. — Сказав это, Дерек вышел из комнаты, а Роберт удивленно посмотрел ему вслед.

«Дерек более щепетилен, чем мог бы быть ее собственный отец, — подумал он, — это больше напоминает ревность, чем опеку». Роберт усмехнулся: нет, он не собирается спрашивать разрешения у брата, чтобы снова поцеловать мисс Девон…

Усадьба Лонгстритов была расцвечена огнями. Сегодня сюда были приглашены все соседи, имевшие влиятельное положение в обществе. Музыкальная комната была полна. Мариан приготовила гостям сюрприз: пианист, звезда лондонского сезона, давал здесь маленький концерт. Мариан светилась оттого, что завлекла его в деревню. Для начала он выбрал шумную пьесу из Бетховена. Публика притихла.

Общество было изысканное. Сверкали бриллианты, струились шелка. Юбки дам были похожи на пестрые букеты из тюля, тарлатана и атласа, юные и пожилые леди обмахивались веерами из шелка и резной слоновой кости. Мужчины сидели неподвижно в своих черных фраках и смокингах. По их скучающим лицам нетрудно было догадаться, что они мечтают поскорее вернуться к сигарам и политике. Вечер был душным, и поэтому венецианские двери были широко распахнуты. Предзакатные дуновения ветерка заставляли чуть колыхаться тяжелые бархатные с золотом шторы. Великолепные пионы в саду распространяли в летнем воздухе пьянящий аромат.

Мариан сидела сзади Дерека и своего отца, а Анне-Лиз и Роберт — рядом с миссис Лонгстрит. Мариан была во всем белом и благоухала парижскими духами, Анне-Лиз надела свое платье из голубого тарлатана, старое, но очень шедшее ей и делавшее ее еще моложе.