Блицкрига не будет!

– Валентина, ты медработник. Ты обязана спасти жизнь, а решать, что с ним делать, будет суд. А если ты хорошо посмотришь, то жизнь для него худшее наказание, чем смерть.

Валя подошла ближе, присмотрелась и засмеялась. Да, таким смехом, наверное, смеялись ведьмы, насылая порчу на неверного мужа. Жутковатенько. А потом начала оказывать помощь.

Я разбаррикадировал дверь и пошёл к выходу. Из дверей вышел прямо под стволы десятка винтовок и пистолетов. Ничего, быстро реагируют. Правда, что делать не знают. Надо им подкинуть идею ОМОНа. Ко мне подошёл водитель.

– Ну как, товарищ подполковник?

– Один труп, если я не ошибаюсь, Ноль. Двое ранены. Корень в грудь, тяжело, а Махно остался без, как бы сказать покультурнее… без мужской гордости.

Стоящие вокруг нервно засмеялись.

– А лейтенант? И Витя, рядовой Смирнов?

– Погибли на месте. По нескольку ножевых ранений у каждого.

Ещё несколько часов шло дознание. Собирали показания, составляли протокол. В самом странном положении оказался врач, который осматривал Корня в больнице. Когда бандиты напали на конвой, он бросился в свой кабинет и сидел там, не шевелясь, пока к нему не постучалась милиция. Он вроде и не виноват ни в чём, но…

Поздно вечером я привёз Натали домой. Она по-прежнему была в том же халате, который я на неё надел. Мы почти не говорили по дороге. И только у дверей она взяла меня за руки.

– Если ты будешь рядом, я ничего не боюсь. Только не оставляй меня.

Я обнял её.

– Ты под моей защитой. Навсегда.

Мы поцеловались. Первый раз. И это был первый настоящий поцелуй в обеих моих жизнях. Он взорвался китайским фейерверком в голове, влился расплавленным золотом в лёгкие, понёсся пузырящимся шампанским от сердца по всем артериям и венам. Как у Грина: улей и сад. Когда мы, наконец, вошли в квартиру, перед нами снова стояла Патрисия.

– Извините, Патрисия, я немного опоздал. Но с Натали всё в порядке, доставил домой целую и невредимую.

Насчёт невредимой я слегка приврал. Досталось ей немало. Синяки и царапины на руках и груди. На передней части бедра и в нижней части живота порезы. Слава богу, неглубокие, следов не останется. Это мне сказал старенький доктор, который их обеих осматривал. Кстати, Вале, которая от испуга почти не сопротивлялась, досталось куда меньше. Физически. Психически она пострадала куда сильнее. А Патрисия посмотрела на Натали, на меня, сказала «Спокойной ночи» и вслед за дочкой ушла в свою комнату. А я в свою.

В пять пятнадцать, когда я, в полевой форме, вышел из комнаты, как всегда направляясь в расположение на физзарядку, мне навстречу вышла Патрисия. Молча подошла, поцеловала в обе щеки, провела ладонями по лицу и ушла к себе. А ощущение благодарности, которое от неё исходило, – осталось. И, наверное, мне больше не надо волноваться, как она относится к нашим встречам.

Но это всё лирика. А в мире творится что-то странное. Я точно помню, что к концу лета Прибалтика и Молдавия были уже в составе СССР. А тут почти середина июня, и ничего. Мало того, прибалты, будто сговорились, обратились к Германии за защитой «от большевистской агрессии». И немцы пообещали. Мало того, ввели войска в приграничные районы. Войска, освободившиеся после победы над Францией. А Сталин молчит. Не требует объяснений, почему нарушен пакт Молотова – Риббентропа. Интересненько, что он задумал.

В части всё шло своим чередом. Учёба. В основном командиры справлялись сами, но иногда, когда они тоже были не очень в курсе, приходилось вмешиваться. Так было в начале на огневой подготовке. До сих пор все считали, что десантник – это тот же пехотинец, только с парашютом. А значит, и стрелять он должен спокойно, из положения лёжа. Ну, может быть, с колена. А уж не целясь от живота, навскидку – это ерунда. Трата патронов.

Пришлось показать. Пистолет в кобуру, «ППС» за спину, нож на поясе, ещё один сзади, за воротником, самозарядка в руках. Начали. Десять выстрелов из «СКС» с колена, отбросил, сдернул «ППС». Короткими очередями с живота положил десять мишеней. Затвор щёлкнул вхолостую. Автомат в сторону, выхватил пистолет. Первые десять от живота, остальные в классической стойке с двух рук. Патроны закончились, метнул нож с пояса и, напоследок, тот, который за воротником.

Повернулся к бойцам. Выражение лиц, что у твоего Моисея, услышавшего Глас Божий. Проняло, да и смотрится со стороны, как в хорошем боевике, которых они и не видали никогда. Тут меня удивил Оболенский. Попросил разрешения, вышел вперёд, встал напротив мишеней. А потом выхватил свой «ТТ» и высадил весь магазин. Подошли посмотреть, все дырки вразброс, только в самом центре дыра, будто попали несколько пуль. Что-то я такое читал в детстве. Во, вспомнил! Я вытащил нож и прямыми линиями соединил пять пробоин между собой. Получилась ровная пятиконечная звезда. Вот так комиссар. Начали постигать науку стрельбы с удовольствием.