То, что он вообще смог идти, объяснялось холодом. Лейтенант просто почти ничего не чувствовал. Понятно, что никуда он не пошёл. Уложили героя в койку, вкололи снотворное и морфий. Как потом объяснял врач, этот стакан спирта спас ему жизнь. Ибо никакой морфий не смог бы снять болевой шок такой силы. Кроме ноги и рёбер, как оказалось, был повреждён позвоночник. Когда мы встретились в Кремле, он всё ещё ходил, опираясь на палку. А было это спустя полгода.
Потом мы встречались на праздничном вечере женщин-военнослужащих РККА, посвящённом 8 Марта. Там мы скорешились, даже на «ты» перешли, и он рассказал мне свою историю. Очень уж впечатлился стихами, которые я прочёл. Стихи, к огромному моему сожалению, не мои. Хотя в этом времени их приписали именно мне. Стихи написал в 1973 году Феликс Лаубе. Совершенно потрясающие стихи. У меня от них всегда мурашки по коже. В моём варианте они относились к финской войне. И звучали так:
Сороковый холодный, сороковый нам близкий, Вновь мне чудится голос батальонной связистки. Снова голос кричит мне в телефонную трубку: «Сокол! Я Незабудка. Сокол! Я Незабудка.
Весь огонь батареи – По квадрату семнадцать, Сокол, милый, скорее: Могут финны прорваться».
Сороковый холодный, сороковый суровый, Помню жаркую битву на Раатской дороге. Снова голос кричит мне, вновь становится жутко: «Сокол! Я Незабудка. Сокол! Я Незабудка.
Командира убили, Бейте, Сокол, по штабу, Нас враги окружили, Не жалейте снарядов».
Сороковый холодный, сороковый, так близкий, С той поры не встречал я той девчонки-связистки. Только верю упрямо – снова крикнет мне трубка: «Сокол! Я Незабудка. Сокол! Я Незабудка».
Если ты не погибла В том бою недалёком, Отзовись, Незабудка… Незабудка, я Сокол.
Женщины в зале плакали. Да и некоторые из мужчин, по-моему, тоже. У Лаубе эти стихи назывались «Незабудка» и были про сорок первый. На них даже песня была, Шульженко исполняла. Впрочем, как стихи они гораздо сильнее. Вот такая была история у парня, который сейчас лежал в телеге, держа винтарь связанными руками.
– Здорово, Лёха. Вижу, ты добился своего, опять летаешь.
– Привет, Егор. Ну, во-первых, старший лейтенант, а во-вторых, не только опять летаю, но и опять неудачно падаю.
Даёт бродяга. Рожа разбитая, еле губами шевелит, но шутит. Я подошёл к телеге. Состояние второго летуна было намного хуже. Парень был без сознания, лицо разбито. И он не был связан. В этом не было необходимости, его руки были разбиты так, что воспользоваться ими он бы не смог ни при каких обстоятельствах.
– Кто это его так?
Я кивнул на руки стрелка.
– Этот.
Лёха ткнул стволом винтовки в сторону стучащего зубами парня, по-прежнему прижимающего к себе девчонку. И начал рассказывать. Их достали ещё во время штурмовки. Но они тянули в сторону своих, а тут эти «мессеры», так что пришлось прыгать. Жека, так звали стрелка-радиста, приземлился нормально. А вот Лёхе опять не повезло. Не любят его парашюты. Он крепко приложился о дерево, потерял сознание и повис вниз головой. Так его и нашёл стрелок. Висел он довольно близко от дороги, но слишком высоко. Жека полез на дерево и стал осторожно опускать своего пилота.
Вот тут и появились эти. Наивный пацан Жека обрадовался. Не укладывалось в его юной голове, что несколько вполне мирных мужиков, да ещё с девчонкой, сидящей возле возницы, могут быть врагами. Видно же по рубахам и картузам, что свои, украинцы. Он закрепил стропы так, что Лёха висел достаточно низко, чтобы его было легко снять, и спрыгнул вниз. К этому времени старлей начал приходить в себя, а потому произошедшее помнит более-менее ясно. Услыхав просьбу о помощи, мужики слезли с телеги и подошли. Вот только помогать они не собирались. Первый из подошедших примерился и врезал Лёхе кулаком. Как по боксёрской груше бил.
Стрелок кинулся на помощь, а из телеги появилось оружие. Парня сбили с ног, но он поднялся и снова кинулся в драку. Даже сумел здорово приложить кого-то из нападавших. Точнее Алексей, который качался на стропах вниз головой, не разглядел. Зато он видел, как сбитому с ног и прижатому к земле Жеке самый молодой из бандитов радостно разбивал руки прикладом карабина. Потом самого Лёху буцнули ещё пару раз, сняли с дерева, связали и кинули на телегу. Туда же бросили потерявшего сознание стрелка и подобранные, в хозяйстве всё пригодится, парашюты. Куда их везли и что собирались делать с ними дальше, Лёха не знал.
Пока летун рассказывал, девчонка выкрутилась из рук парня и снова начала дёргать лежащего на земле мужика. Если бы она этого не сделала, всё могло закончиться некрасиво. А так я бросил на него короткий взгляд. И что-то мне не понравилось. Так что я стал присматриваться всё пристальней. А девочка всё трясла мужика и повторяла:
– Тато, вставай, тато!