Блю из Уайт-сити

Он смотрит на меня так, словно делает мне огромное одолжение, соглашаясь постричь. Не удивительно, что салон пуст. Я возвращаю ему не менее фальшивую улыбку.

— А Тони здесь?

— Тони. Тони Диамонте.

— A-а… Вы хотите постричься?

Он разворачивает свою тушу к магнитофону, из которого доносятся невообразимые шумы. По лицу можно сразу понять, как ему все обрыдло. Я отвечаю очень терпеливо, будто имею дело с клиническим идиотом.

— Нет, я не хочу постричься. Я хочу встретиться с Тони. Он мой друг.

— Хм… У Тони много друзей.

— Это заметно, — говорю я, оглядывая пустой зал. От музыки у меня раскалывается голова. — Вы не против, если я подожду?

Он пожимает плечами. Чернявая девушка елозит щеткой вокруг его вросших в землю ног, но он и не думает подвинуться. Она, похоже, чем-то расстроена, нервничает, суетится. Магнитофон вдруг начинает орать еще громче.

— Не возражаете, если я подожду в каком-нибудь более тихом месте?

Толстяк, кажется, удивился, но виду не подает.

— Так вы, выходит, его приятель?

— Да. Фрэнки Блю.

— Фрэнки Блю.

Он задумывается, потом на лице его появляется некое просветление. Он кричит еще одному парикмахеру, который сидит на стуле спиной к нам и с закрытыми глазами качает головой в такт музыке.

— Донни, слышишь? Угадай, кто это!

Человек по имени Донни медленно поворачивается на вертящемся стуле и неторопливо открывает глаза. Его брови вопросительно подняты.

— Это Фрэнки-Выдумщик! Я правильно говорю? Фрэнки Блю. Фрэнки-Выдумщик.

Донни слегка кивает головой, показывая, что он понял, затем неторопливо закрывает глаза и медленно возвращается в исходное положение.

— Вот оно как, — толстяк разглядывает меня уже совсем иначе (не скажу, что это доставляет мне удовольствие), — значит, вы и есть Фрэнки-Выдумщик. Тони нам много о вас говорил.

— Надеюсь, ничего плохого.

Ответа не последовало. Вместо этого мне показали на небольшую дверь в глубине салона.

— Если хотите, можете подождать в комнате персонала. Там есть телевизор. Тони должен скоро прийти. Хотя он всегда опаздывает. Думаю, уж вы-то хорошо это знаете.

— Да, знаю.

Я прохожу через конуру с раковиной и туалетной кабинкой и попадаю в комнатку где-то три на три, пол которой завален огромными подушками, а на стенах проступает влага. Напротив входа — пожарный выход и сигнализация. У одной из стен — стол и стул. Стол завален газетами.

Какое-то время я пытаюсь смотреть телевизор, но там обычная дневная мутотень. Потом бросаю взгляд на часы. Кофе мне не предложили, никто даже не зашел в комнату. Я выключаю телевизор. Отвратительная долбежка из салона слышна и здесь. Видимо, посетители так и не объявились.

Я подхожу к столу и начинаю рыться в бумагах, просто от нечего делать. Там валяются рекламы по уходу за волосами, листки отрывного календаря, какой-то мужской журнал, счета на оплату коммунальных услуг. Маленькое зеркальце. Я замечаю на нем следы белого порошка. Кончиком пальца втираю его в десны. Через несколько секунд десна начинает неметь.

На столе чашка с недопитым кофе, три ручки, блокнот с листками для записей, полная пачка сигарет и пустая пепельница, какие-то письма. Одно — из соседней пиццерии, другое — от перевозчика, именующего себя Королем Голубиной Почты.

Мне всегда нравилось подглядывать. Наверное, поэтому я стал агентом по недвижимости, всю жизнь сующим свой нос в чужие дела. Я потерял уже трех женщин только из-за того, что читал их дневники. Вот чего бы я вам никогда не посоветовал. То, что они пишут, ужасно. Я бы сказал, это не та правда, которую стоит знать.

Пресытившись тем, что лежит на поверхности стола, начинаю выдвигать ящики. Там в основном всякий хлам — старые бумаги, кнопки, клей, а нижний ящик закрыт на ключ. Я дергаю. Удивительно, но ящик поддается. Внутри два конверта.

Оборачиваюсь, чтобы проверить, не идет ли кто. Парикмахеры по-прежнему бездельничают, теперь я понимаю, что волосы на полу принадлежат толстяку в майке с надписью «Ё-МОЕ». Девушка все еще натирает пол. Она занимается этим уже минут сорок.

Достаю один из конвертов. Внутри маленький полиэтиленовый пакетик с желтоватым порошком. Не больше столовой ложки. Я открываю его и смазываю порошком десны. Это, естественно, кокаин, полагаю, граммов пять. Быстро убираю пакетик обратно в конверт, стараюсь сложить все, как было.

Смотрю на второй пакетик. Это просто письмо, очевидно, официальное. Сначала я решил, что это счет за парковку, но потом замечаю, что оно напечатано на бланке местного суда. Начинаю читать.

ДЕЛО О БАНКРОТСТВЕ, ВОЗБУЖДЕННОЕ ПРОТИВ ЭНТОНИ ДИАМОНТЕ, ВЛАДЕЛЬЦА ФИРМ «ПРИХОТИ ДИАМОНТЕ ЛТД» И «ТВОЙ ЛУЧШИЙ ДРУГ».

СЛУШАНИЕ НАЗНАЧЕНО НА 17 СЕНТЯБРЯ 1998 ГОДА.

Вдруг музыка обрывается, и салон оглашается криком. Я быстро засовываю конверт обратно и закрываю ящик стола. Кто-то истошно орет. Узнаю голос Тони. Выглядываю в салон. Тони навис над несчастной девушкой, сжавшей щетку так сильно, что побелели костяшки пальцев. Ей не больше пятнадцати. Она испугана до смерти.