Блюм

Прежде было просто. В большинстве стран социалистическая партия была главной (если не единственной) последовательно-демократической партией. А последовательно-демократическая программа в этих странах была программой эффектно-революционной. Немецким социалистам стоило прийти к власти, чтобы установить республику в стране Вильгельма И. В государствах демократических, как Франция, прежде была возможна смелая программа широких социальных реформ: страны эти «ломились от золота", а сделано было для рабочего класса так мало. Двадцать лет тому назад учебники политической экономии говорили о восьмичасовом рабочем дне почти как о мечте революционеров. Что делать у власти французским социалистам в настоящее время? Франция больше от золота не ломится. Бюджет чудовищно обременен войной, налоги тяжелы, как до войны никому не снилось, экономия государственных расходов переходит почти в нищету. Восьмичасовой рабочий день везде введен версальскими людьми. В Англии можно было выстроить миллион коттеджей для рабочих, — во Франции деньги для миллиона коттеджей достать теперь неоткуда. Несколько лет тому назад, в пору оккупации Рура, «эффектным боевиком сезона» могла быть внешняя политика. Сейчас и этого нет. Внешняя политика Леона Блюма мало отличалась бы от внешней политики Бриана, — второго Локарно не выдумаешь. Советское правительство тоже нельзя признать во второй раз. Разоружиться опять-таки невозможно: в Москве засел Сталин, из Рима Муссолини поглядывает на Ниццу и Савойю, где-то бродит и тень Людендорфа. Стоит ли брать власть для того, чтобы сказать в Женеве еще одну речь о примирении и братстве народов, уменьшить на два полка оккупационные войска в Марокко, оказать кредиты кооперации и увеличить процентов на десять налог на наследства или пенсии неимущим старикам? Все остальное хорошо для трибуны социалистического конгресса.

И потом «брать власть» — это звучит прекрасно. Но самое слово «власть» явно устарело во Франции. Право назначать и увольнять префектов, право открывай» выставки и жаловать орден Почетного Легиона едва ли может воспламенить очень властолюбивого человека. А в палате депутатов роли главы правительства и главы оппозиции почти равноценны. В остальном вторая роль удобнее. Ведь над всем преобладают — по крайней мере теоретически — верховные интересы страны. Интересы же Франции едва ли требуют в настоящее время прихода к власти социалистов.

Нужно ли пояснять, что я говорю об эффектной программе отнюдь не в дурном смысле. Леон Блюм доказал» что он не вульгарный карьерист и за портфелями не гонится. Что будет, если он станет главой правительства? Будет прежде всего, конечно, паника на бирже — и естественная, и раздуваемая нарочно. Что поделаешь с «легальным саботажем», — не вводить же Чрезвычайную Комиссию! Но будет еще и другое. Не имея возможности осуществить крупные и серьезные реформы, Леон Блюм может только погубить заслуженную партийную фирму. Рабочие массы немедленно уйдут от нее к коммунистам.

Я склонен поэтому думать, что основная линия политики Блюма более или менее правильна. К сожалению, с основной линией, как всегда, переплетается что-то еще. Одна из линий боковых ведет к избирательным соглашениям с коммунистами. На конгрессе шел горячий (так и не разрешенный) спор: предпочесть ли при перебаллотировках коммунистов радикалам или радикалов коммунистам. О том, чтобы коммунистам предпочесть так называемых умеренных республиканцев, и спора никакого не было. Самое важное, разумеется: barer la route à la rèaction{8}. Выражение это я слышал и читал раз семьдесят. С нашей точки зрения, здесь совершенная дикость. Казалось бы, ребенку ясно: будет у власти Пуанкаре — Леон Блюм может по-прежнему громить его с трибуны парламента и со столбцов газеты «Populaire». Будет у власти Кашен — не станет ни парламента, ни газеты «Populaire», ни Леона Блюма. Тем не менее Пуанкаре — реакция, а Кашен, очевидно, — прогресс.