Блюмсберийские крестины

Понедльникъ былъ прекрасный день, вторникъ былъ очаровательный, среда равнялась обоимъ имъ вмст, а четвергъ прекрасне ихъ всхъ: подумайте только, четыре послдовательныхъ дня прекрасной погоды въ Лондон! Въ извощикахъ начала проявляться тоска, уличные подметальщики отчаявались уже въ средствахъ къ своему существованію. Газета «Утренній Встникъ» увдомляла своихъ читателей, что до нея дошли слухи, будто бы одна старуха изъ Камденъ-Тоуна признавалась, что такой прекраснйшей погоды не запомнятъ самые древніе старожилы; эйлингтонскіе писцы, съ огромными семействами п скудными доходами, скидывали съ себя черные штиблеты, съ негодованіемъ отказывались брать съ собой зеленые зонтики и съ самодовольствіемъ отправлялись въ городъ въ блыхъ чулкахъ и лоснистыхъ шляпахъ. Домпсъ смотрлъ на все это съ видомъ крайняго негодованія — торжество его приближалось быстро. Онъ звалъ, что еслибъ прекрасная погода вмсто четырехъ дней простояла цлыхъ четыре недли, то при первомъ его выход изъ дому непремнно пойдетъ дождь, и что въ пятницу будетъ самая несносная погода — и, дйствительно, убжденіе его было справедливо.

— Я зналъ, что это будетъ, говорилъ про себя Домпсъ, огибая въ пятницу около половины двнадцатаго часа уголъ, противоположный дому лорда-мера: — я звалъ заране, что это будетъ, — такъ оно и есть.

И, въ самомъ дл, физіономія дня была такова, что могла навести уныніе и на человка повеселе Домпса. Съ осьми часовъ утра лилъ сильный дождь, не прекращаясь ни на минуту; каждый, кто только входилъ въ Чипсэйдъ или выходилъ оттуда, казался мокрымъ, холоднымъ и грязнымъ. Всякаго рода заброшенные и долго скрываемые зонтики были пущены въ дло. Безпрестанно встрчались кэбы, съ «таксой», такъ тщательно вставленной между стекломъ и глянцовитыми каленкоровыми занавсками, какъ таинственная картинка въ какомъ нибудь радклифовскомъ замк; отъ лошадей дилижанса паръ валилъ какъ изъ паровой машины; никто не думалъ «пережидать» подъ навсами подъздовъ и подъ воротами: каждый былъ убжденъ, что это была бы тщетная попытка, и потому каждый торопился къ своей цли, припрыгивая и перескакивая черезъ лужи, остерегаясь грязи, скользя во гладкимъ тротуарамъ, точь-въ-точь, какъ аматёры катанья на конькахъ, во время гулянья на канал Серпентэйнъ.

Домпсъ остановился на минуту: онъ вспомнилъ, что на крестины ему нужно было показаться въ щеголеватомъ вид. Взять кэбъ значитъ наврное перебрызгаться грязью, взять карету — это не согласовалось съ его экономическими идеями. На противоположномъ углу стоялъ дилижансъ — самое послднее средство, — но зато онъ не разу еще не слышалъ, чтобы дилижансы опрокидывались, и въ случа, еслибъ кондукторъ, по неловкости своей, столкнулъ его въ грязь, то за это Домпсъ могъ бы «вывести его самого на чистую воду».

— Не угодно ли, сэръ? вскричалъ молодой джентльменъ, исполнявшій должность кондуктора при дилижанс «Деревенскіе Ребята».

Домпсъ перебрался черезъ улицу.

— Пожалуйте сюда! закричалъ возничій дилижанса «Не звай», загородивъ входъ къ дверямъ своего противника. — Сюда! пожалуйте сюда! тотъ дилижанс полнехонекъ!

Въ раздумьи Домпсъ остановился, и въ то время, какъ съ дилижанса «Деревенскіе Ребята» посыпался сильный градъ проклятій на дилижансъ «Не звай», кондукторъ съ «Адмирала Нэпира» ршилъ споръ самымъ удовлетворительнымъ образомъ, схвативъ обими руками Домпса и всунувъ его въ средину своей кареты, которая только что подъхала, и въ которой недоставало не боле какъ шестнадцати человкъ.

— Пошелъ! вскричалъ «Адмиралъ», и карета загремла, какъ паровозъ въ полномъ ходу, съ похищеннымъ пассажиромъ, то привскакивая на выдавшихся камняхъ мостовой, то соскакивая съ нихъ, то покачиваясь въ одну сторону, то въ другую.

— Ради Бога! гд я долженъ сидть? спросилъ несчастный Домпсъ стараго джентльмена, въ грудь котораго онъ толкнулъ уже въ четвертый разъ.

— Гд вамъ угодно; только пожалуста оставьте мою грудь въ поко, отвчалъ старый джентльменъ, довольно сердитымъ тономъ.

— Можетъ быть, джентльмену лучше бы хотлось ссть на козлы, подхватилъ мокрый адвокатскій писецъ, въ розовой рубашк и съ улыбающейся физіономіей.

Посл нсколькихъ толчковъ, не имвшихъ, однако, никакихъ дурныхъ послдствій, Домпсу удалось наконецъ завладть мстечкомъ. Въ добавокъ къ невыгодному положенію этого мста, — находившагося подъ боковымъ окномъ, которое не запиралось, и между двернымъ, которое, по принятому правилу, не должно было запираться, — въ самомъ близкомъ соприкосновеніи съ нимъ находился пассажиръ, который все утро проходилъ безъ зонтика и до такой степени былъ мокръ, что казалось, какъ будто цлый день просидлъ въ чан полномъ воды… и даже не былъ ли онъ и еще мокре?

— Сдлай милость, не хлопай дверью, сказалъ Домпсъ, обращаясь къ кондуктору, который только что впустилъ еще четырехъ пассажировъ: — нервы мои чрезвычайно слабы — это губятъ меня.

— Кажется, джентльменъ изволитъ что-то говорить? отвчалъ кондукторъ, всунувъ въ дверное окно голову и стараясь показать видъ, что онъ не понялъ требованія Домпса.