Блюстители

— Да. Дважды. Я опроверг два его заключения, из-за которых в обоих случаях подсудимых отправили в тюрьму. Но они оба все еще находятся за решеткой. Во времена его популярности Норвуда хорошо знали в определенных кругах, но таких, как он, было много. К счастью, теперь он отошел от дел, однако многие типы, которые занимаются тем же самым, все еще остаются в обойме. Когда я об этом думаю, мне просто плохо становится.

Затем Бендершмидт обрушился с уничтожающей критикой на недельные семинары, при помощи которых офицеры полиции, следователи, да что там — все, у кого найдутся деньги, чтобы оплатить участие, — могут в сжатые сроки пройти обучение, получить соответствующий сертификат и объявить себя экспертами-криминалистами.

Наконец, выпустив пар, Бендершмидт продолжает разговор, касающийся того дела, по поводу которого я к нему приехал.

— Со стороны Норвуда было крайне безответственно заявить жюри присяжных, что брызги на фонарике — это кровь Руссо. — Он качает головой, и в этом движении отчетливо читаются изумление и отвращение. — Возможности научно доказать это просто не существует.

Норвуд на суде сказал, выступая перед присяжными, что мелкие брызги крови не могут разлетаться по воздуху более чем на сорок восемь дюймов. Именно так было принято считать в то время, когда проходил процесс над Куинси Миллером. А значит, если верить Норвуду, ствол дробовика находился в непосредственной близости от жертвы. Однако в действительности все обстоит иначе, поясняет Бендершмидт. Степень разлета брызг крови в каждом конкретном случае может очень сильно разниться. Поэтому упомянутое утверждение Норвуда по поводу сорока восьми дюймов — грубая ошибка.

— Здесь действует много факторов, а потому нельзя сделать какие-то конкретные, совершенно определенные выводы, — подытоживает он.

— Ну и каково же ваше мнение?

— Я думаю, показания Норвуда, которые он дал перед присяжными, не имеют под собой научного обоснования. И еще я уверен, что невозможно установить, был ли этот фонарик на месте преступления. Также нельзя исключать возможности того, что брызги крови на нем — и не кровь вовсе. В общем, мнений у меня хватает, мистер Пост. Я изложу их простым и понятным языком, не оставляющим никаких сомнений.

Взглянув на часы, Бендершмидт сообщает, что ему необходимо сделать телефонный звонок, и интересуется, нет ли у меня на этот счет возражений. «Разумеется, нет», — говорю я. Пока Бендершмидт отсутствует, я достаю и в очередной раз изучаю кое-какие свои пометки — в основном это вопросы, на которые я не в состоянии ответить. Не может этого сделать и Бендершмидт, но мне интересно узнать, что он думает — тем более что я за это плачу. Мой собеседник возвращается через пятнадцать минут с чашкой кофе.

— Итак, что не дает вам покоя? — спрашиваю я. — Забудьте о науке, давайте поразмышляем и попробуем сделать кое-какие предположения.

— Это почти так же интересно, как заниматься наукой, — усмехается Бендершмидт. — Вопрос первый: почему, если полицейские подбросили в багажник машины Миллера фонарик, они не подложили и дробовик?

Тот же самый вопрос я задавал себе сотни раз.

— Наверное, опасались, что им не удастся доказать, что оружие принадлежит именно Миллеру. Я уверен, что дробовик не был зарегистрирован. А может, его было просто труднее подсунуть в багажник. Все-таки фонарик меньше по размеру, а потому подбросить его намного проще. Фицнер, шериф, показал под присягой, что обнаружил фонарик, когда изучал содержимое багажника.

Бендершмидт внимательно слушает меня и кивает.

— Что ж, это звучит вполне правдоподобно, — говорит он.

— Фонарик легко достать из кармана и сунуть под крышку багажника. С дробовиком так не получится.

— Что ж, готов с этим согласиться, — произносит Бендершмидт, продолжая кивать. — Следующий вопрос. Согласно показаниям тюремного осведомителя, Миллер заявил, что на следующий день поехал на берег залива и выбросил дробовик в океан. Но почему он не швырнул туда же и фонарик? Если исходить из допущения, что оба предмета находились на месте преступления и на них попала кровь, было бы логично избавиться сразу и от того, и от другого.

— На данный вопрос ответа у меня нет. И это — серьезная дыра в той версии, которую копы скормили осведомителю.

— И потом, почему нужно было топить дробовик и фонарик в океанском заливе, где у берега глубина небольшая и к тому же постоянно чередуются приливы и отливы?

— Да, это не очень-то разумно, — соглашаюсь я.

— Еще вопрос. Зачем использовать дробовик? Ведь выстрелы из дробовика производят много шума. Убийце повезло, что их никто не слышал.

— Ну, вообще-то, Кэрри Холланд заявила, будто что-то такое слышала, но ее показания на сей счет сомнительны. Вероятно, дробовик был выбран по той причине, что такой человек, как Миллер, воспользовался бы именно им. Киллер-профессионал взял бы пистолет с глушителем, но ведь подставить хотели не профи. Хотели сделать так, чтобы подозрения пали на Миллера.

— Что ж, согласен. А Миллер был охотником?

— Это вообще не о нем. Он говорит, что не был на охоте ни разу в жизни.

— А оружие у него имелось?