Блюз для винчестера

— Мы сделаем две пристани, — сказал Степан. — Уровень воды в реке меняется. С одного причала будем работать при низком уровне, с другого — при высоком.

— Вдвое больше расходов, — покачал головой Эрни.

— Доходы все покроют.

— Когда начнем?

— Как только я вернусь, — сказал Степан. — А ты пока все подготовь. Заготовишь материалы, наймешь работников.

— Не понимаю, зачем тебе уезжать. Если они попытаются напасть на Харви, мы можем перехватить их и здесь.

— Попытаются — перехватим. Но я все-таки думаю, что сейчас они не рискнут. Гораздо проще все сделать в поле. Да и мне будет спокойнее. Не хочу давать шерифу лишнюю работу. У него и без нас забот хватает.

— А обо мне ты подумал? — обиделся Эрни. — Ему, видите ли, будет спокойнее затеять войну в чистом поле. А я тут должен сходить с ума и ждать, когда ты вернешься?

— У тебя не будет времени сходить с угла. — Степан, скрывая усмешку, подвинул к нему листок бумаги. — Я составил небольшой план работ. Постарайся все выполнить до моего возвращения.

— Что еще за план? — Эрни повел пальцем по списку. — Ну и хитер же ты, Стиви. Что значит: "придет Джексон — отказать"?

— То и значит. Что бы он тебе ни предлагал — отказывай.

— Зачем нам ссориться с Джексоном? Ты забыл, что он ремонтирует все наши дороги за свой счет?

— Эрни, даже если мы поссоримся, он все равно будет чинить дороги, — спокойно ответил Степан, — иначе к нему перестанут ходить.

— Ладно, а вот это что такое — "гнать проповедника"? Я что-то не видел в городе ни одного святоши.

— Может, и не увидишь. Но на всякий случай, пока он тут не появился, повесь во всех наших кабаках какое-нибудь объявление. Вроде того, что висит у Виттакера: "Запрещаются политические дискуссии". Напиши, например, что в общественных заведениях Эшфорда запрещаются религиозные проповеди.

— Почему это?

— Потому что это кощунственно, упоминать Бога среди выпивки и карт.

— Ясное дело, все эти гадкие дела ты рад спихнуть на партнера, — проворчал Эрни. — Ладно, когда рассчитываешь вернуться?

— Это будет ясно завтра. Не волнуйся, я не задержусь, — пообещал Гончар.

Вечером он занял привычное место у самой сцены, чтобы напоследок послушать музыку.

Мартин Китс уже принялся наигрывать свои блюзовые фантазии на темы Верди, и это значило, что минут через двадцать мадам Нимур выйдет к поклонникам, сгорающим от нетерпения. Степан Гончар огляделся, отметив, что публики сегодня больше, чем в прошлый раз. Дальний угол салуна был отгорожен ширмами, там стоял кожаный диван, где Виттакер усаживал почетных гостей. Одна из ширм сейчас была сложена, и Гончар увидел судью Томсона с незнакомым джентльменом в белом пиджаке и изумрудном жилете. Они сидели за богато накрытым столом, и у ног судьи стояла корзина с цветами.

Конечно, никто не может запретить охотникам на снежных баранов провести вечер в салуне накануне похода в горы. И каждый имеет право принести с собой в салун хоть корзину цветов, хоть охапку сена. Но жители Эшфорда скорее пришли бы с сеном, чем с цветами.

Значит, этот господин из Сан-Франциско хочет выразить свое восхищение голосом певицы. Правда, он ее еще не слышал и даже не видел, а корзинку уже притащил. Интересно, а не зеленщик ли снабдил его этими цветочками?

Размышляя подобным образом, Гончар вдруг заметил в самом дальнем углу, между зелеными портьерами, лицо Мозеса Виттакера. Хозяин салуна явно от кого-то скрывался. Или за кем-то подглядывал. Перехватив взгляд Гончара, Виттакер густо покраснел и спрятался за бархатной драпировкой. Но через пару секунд показался снова и поманил к себе Степана.

Перейдя в хозяйский кабинет, Гончар сел в предложенное кресло и выжидающе посмотрел на Виттакера.

— Ты не поверишь, Питерс, но сейчас я едва удержался от выстрела, — сказал тот, засовывая в карман жилета блестящий "деринджер". — В жизни никогда не стрелял. И не хотелось. А тут… Наверно, если б не заметил, что ты на меня смотришь…

— И кто же был мишенью?

— Даунвуд. Тот холеный господин из Сан-Франциско, которому лижет пятки судья. Выпьешь бренди?

— Нет, Мозес, спасибо.

— А я вот выпью, — отчаянно заявил Виттакер и дрожащими руками откупорил бутылку.

После доброго глотка он закатил глаза к потолку и расслабленно выдохнул, опускаясь в кресло.

— У тебя есть время послушать мою историю? — спросил он.

— Конечно.

— Мы все когда-то были не тем, чем стали сейчас. Я был одним из собственников железнодорожной компании. Линия "Олбани — Александрия", слышал про такую? Ну, раз не слышал, то и не услышишь, потому что компании больше не существует. И прикончил ее как раз тот самый господин из Сан-Франциско, Джеральд Даунвуд. Он к тому времени уже захватил обе другие линии, с которыми мы стыковались на севере и юге. И вполне естественно, что наша компания тоже должна была влиться в его монополию.

— Ты говоришь так, словно оправдываешь его, — заметил Гончар.

Виттакер снова открыл бутылку, но, подумав, закупорил и отодвинул подальше.