Блюз мертвых птиц

— Мы здесь пешки, а не игроки. Всем, что здесь происходит, руководят люди извне или продажные политики. Конечно, подобный вывод не может не вгонять в депрессию. Но это реальность. Мы — подножный корм для любого с толстой чековой книжкой.

Риторика — никчемная штука, пользы от нее как от сита с водой посреди пустыни. Когда я был еще мальчишкой и играл питчером в Американской бейсбольной лиге в 50-е годы, один кэтчер из старой Евангелистской лиги дал мне совет, который я помню до сих пор, хотя и не могу рекомендовать его всем. Жестче и грубее, чем Евангелистская лига, наверное, не бывает. На поле временами паслись коровы, а в прожекторах освещения осталось так мало рабочих ламп, что полевые игроки временами не могли найти мяч в траве. Игроки курили на скамейках запасных, бросались вазелиновыми шариками и плевали себе под ноги жевательным табаком, а позже крутили битами перед питчерами, как вертолетными лопастями. Они дрались на кулаках с арбитрами и друг с другом, являлись на игры с похмелья и частенько оттягивались в знаменитом борделе «У Маргариты» в Опелусасе, соревнуясь по количеству подходов. Мой друг, питчер из Новой Иберии, был предельно прост. Он дал мне такой совет: «Всегда прячь мяч в перчатке или за ногой. Никогда не позволяй отбивающему видеть свои пальцы на швах мяча. Если чувствуешь, что дом не пробить, брось мяч отбивающему в промежность, пусть почувствует, что такое обрезание без наркоза. Затем кинь режущий мимо дома. Он ударит по нему, чтобы не показаться трусом, но не попадет. Затем брось чендж-апом, ведь он будет ждать хитер. Если же он начет выделываться и трясти битой в твоем направлении, не обращай внимания. Просто добей его форкболлом».

Вопрос в том, где и когда бросать форкболл. Тем утром в офисе я увидел рекламу евангелистского концерта в Каджун-доум в Лафайетте. Гвоздем программы был не кто иной, как Амиде Бруссар, священник, которого я видел выходящим из дома Дюпре через боковую дверь.

Где-то в начале 70-х годов религиозные движения пятидесятников и фундаменталистов почувствовали второе дыхание и начали быстро расти в южной Луизиане. Этому феномену, вероятно, есть множество объяснений, но основные причины достаточно просты — это влияние телевизионной религии, где элемент развлечения был не слабее теологии как таковой, и упадок франко-акадийской культуры, в которой выросло мое поколение. В 50-х годах судопроизводство все еще велось от руки на формальном французском языке, каджунский французский был языком общения практически во всех сельских регионах округа, а в таких городах, как Лафайетт и Новая Иберия примерно для половины населения французский вообще был родным языком. Но в 60-е годы каджунским детям запрещали говорить по-французски в школах, и язык, принесенный Эванжелиной из Новой Шотландии в 1755 году, пришел в упадок и стал ассоциироваться с невежеством, неудачей и бедностью. Рыбаки южной Луизианы стали стыдиться своего происхождения и самих себя.

Мой опыт говорит, что, когда люди боятся и не понимают исторических изменений, происходящих вокруг них, они начинают искать магию и высшую силу, которые позволили бы им решить все проблемы. Они хотят шаманов, говорящих на языках, пусть даже на арамейском, языке иудеев. Они хотят видеть, как хромые, слепые и смертельно больные люди исцеляются на сцене. Они хотят, чтобы святой дух спускался через крышу актового зала и зажигал их души. И они хотят проповедника, способного играть на пианино как Джерри Ли Льюис, но при этом петь евангельские песни, написанные ангелами. Кровь Христа, святая вода и гипнотическое пустословие провидцев слились воедино в религии, не имеющей названия и не признающей стен, в вере, которую люди несут как горящий меч, заставляющий врагов съеживаться от страха.

В этой церкви есть входная плата, но, несмотря на широко распространенное мнение, она вовсе не всегда взимается деньгами. Той ночью Клет Персел и я отправились в Каджун-доум и слились с толпой у главного входа. Почти все места были заняты. Освещение создавало радужное сияние над толпой, которая гудела, как огромный пчелиный рой. Когда Амиде Бруссар поднялся на сцену, толпа словно выпустила электрический разряд. Люди хлопали в ладоши, топали ногами и смеялись как дети, словно старый друг вернулся с радостными новостями.