Блюз мертвых птиц

Надо отдать ему должное — Амиде был блестящим оратором. Каждое его предложение било наповал. Его дикция и голос были такими мелодичными, словно они принадлежали Уокеру Перси или Роберту Пенну Варрену. Он заставлял людей смеяться. Затем, безо всяких признаков смены передач, он начал говорить о сатане и Апокалипсисе Иоанна Богослова. Он рассказывал о жертве Христа, о бичевании и терновом венце, о гвоздях, пронизывающих его руки и ноги. Я чувствовал, как растет напряжение толпы. Бруссар мастерски внушал этим людям чувство страха, волнения и сомнения в самих себе. Когда напряжение собравшихся достигло пика, когда люди крепко обхватывали себя за грудь руками и дышали ртом, как будто у них заканчивался кислород, он поднял руки и молвил:

— Но его мучения освободили нас. Наши грехи оплачены, как если бы вы оплатили страховку вашего друга, как если бы вы оплатили его юридические и больничные счета. Ваш друг может заявить всему миру: «У меня больше нет долгов, потому что они уже оплачены». Вот что Иисус сделал для вас.

Изменения в аудитории произошли мгновенно, словно кто-то включил огромный вентилятор и прохладный бриз освежил лица собравшихся. В эту минуту я думал, что он начнет исцелять калек и смертельно больных, что не так уж и сложно провернуть в контролируемой среде. Но Амиде был гораздо умнее и дальновиднее, чем его коллеги по цеху. Вместо того чтобы заявить о своей способности исцелять или о том, что Бог через него врачует страждущих, он поведал собравшимся, что эта власть принадлежит им и что все, что им нужно было сделать — это протянуть руку и взять эту силу.

— Вы не ослышались! — прокричал он в микрофон, его серебристые волосы и высокий лоб блестели, а глубоко посаженные бирюзовые глаза ярко сияли на поношенном лице. — Вы не потратите на это ни гроша! Вам не нужно давать клятву верности или вступать в ряды прихожан церкви. Вы уже все сказали тем, что присутствуете здесь. Сила святого духа находится в вас. Она с вами, где бы вы ни были, и с каждым днем она становится сильнее. Теперь вы состоите в особенной группе. Не нужно больше ничего делать. Если завтра же ваша жизнь не изменится, придите и скажите мне об этом. И знаете что? Я говорил так уже десять тысяч раз, и этого так ни разу и не произошло. А знаете почему? Потому что, если вы спасены, никто и никогда не сможет отнять у вас это спасение.

Я никогда не видел, чтобы местная аудитория столь долго и столь энергично рукоплескала кому-то, кроме Амиде Бруссара.

Клет отправился в туалет и присоединился ко мне уже в вестибюле. Он не снимал солнцезащитных очков и был одет в ситцевый костюм, панаму и тропическую рубашку с воротником поверх пиджака, отдаленно напоминая колониста на улицах Сайгона.

— Один мужик в сортире обмолвился насчет большой вечеринки в честь Бруссара в местечке на реке Вермилион. Что будем делать?

— Поехали.

— И что ты обо всем этом думаешь, кореш? — спросил он.

— Думаю, что он бы, наверное, самому дьяволу сковородку впарил, — ответил я.

— Но и на плохого парня он не слишком-то похож. Слыхал я и похуже.

— Он скользкий торгаш. Он умнее и хитрее большинства других коммерсантов, но он мошенник, так же, как и Варина Лебуф и семейка Дюпре.

Клет уже знал о связи между Вариной Лебуф и лодкой Крис-Крафт с рисунком рыбы-пилы на носу, и я видел, как изменилось выражение его лица при упоминании ее имени. Я положил руку ему на плечо, и мы отправились к выходу.

— Выбрось ее из головы, — буркнул я.

— Уже выбросил.

— Врешь. Когда переспишь с женщиной, всегда такое впечатление, что ты уже на ней женат. Клетус, ты — не парень на одну ночь.

— Может, тебе об этом всей долбаной аудитории доложить?

— Эй, потише вы там, — сказал мужчина, идущий впереди нас.

Клет неуверенно поднял глаза.

— Ох, простите, вы это мне? Первая поправка к конституции на нас не распространяется только потому, что ты так решил? Ты это пытаешься мне сказать?

Мужчина был размером не меньше Клета, но моложе, его уши напоминали ручки кувшина, а лицо — вареную ветчину. Один из тех типов, которые всегда потеют, но при этом никогда не снимают пиджак.

— Да кто вы такие, парни?

— Копы, а это значит, отвали, придурок, — бросил Клет.

Я крепко держал Персела за предплечье, пока толпа не отделила нас от мужчины. Рука моего приятеля на ощупь напоминала пожарный шланг под давлением, гудящий от скрытой в нем энергии.

— Да что с тобой такое? — спросил я.

— Помнишь, как мы патрулировали Первый район? Это было самое счастливое время моей жизни.

— Это всего первый тайм, — ответил я, — далеко еще не добавочное время.

— Угу, блажен, кто верует, — буркнул он, — мне нужно выпить.

Он достал из кармана фляжку, открутил крышку и наполовину опустошил ее на пути к машине.