Блюз ночного города (СИ)

Пришла за мной лично Анна Михайловна, что удивляло и слегка настораживало. Дав пять минут на сборы, она проводила меня в кабинет директрисы.

- Исаева, - протянула Виолетта Эдуардовна поверх очков, коими успела обзавестись в последний год.

Я с тоской посмотрела на нее, мысленно вспоминая, за что сегодня меня будут растерзать. Нет, серьезно. Что ей от меня надо?!

- Как сегодня ночевала?

Вопрос хлестнул не хуже плети. С удивлением посмотрев на нее, с запинкой ответила:

- Нормально. Как обычно.

Прищурившись, она меня пару мгновений разглядывала.

- И ничего ночью не слышала?

- А что я должна была слышать, Виолетта Эдуардовна? - пошире распахнув глаза, протянула я, надеюсь, взгляд мой в этот момент был кристально честным. - Я в девять спать легла и до утра проспала. А что?

Вытянув перед собой руки и сцепив их в замок, она с печалью в голосе проговорила:

- Вчера вечером был ограблен один очень состоятельный человек, который уверяет, что это сделал кто-то из наших, детдомовских. Более того, он настаивает, - тут Виолетта поморщилась, - что грабитель залез в окно первого этажа. Как ты понимаешь, окно... комнаты, где ночевала ты.

Ноги стали ватными, и на мгновение появилось острое желание все ей рассказать. Нет. Не стоит, мне же боком это выйдет.

- Виолетта Эдуардовна, я никого не видела, - я с трудом выдержала ее сверлящий взгляд. - Никто не залазил, - и, не удержавшись, с усмешкой добавила, - ошибочка вышла у вашего человека.

Она же, отвернувшись, посмотрела в окно, повертела в руках карандаш и, глянув на меня, пренебрежительно махнула рукой:

- Свободна.

Анна Михайловна осталось в кабинете, а следовательно, следить доберусь я до кухни или нет некому. Отлично, дежурство сегодня отменяется.

Впрочем, далеко я уйти не успела. За углом меня дернули за руку и затащили в актовый зал. Пустой. Лишь на сцене сиротливо ютилось пианино.

- Привет, мамзель.

Злобно скалясь, передо мной стоял Костя.

- П-привет, - ой, что-то не нравится мне выражение его лица, глядя ему поверх плеча, тихо попросила. - Руку отпусти.

Кажется, все повторяется. Меня снова пихнули, а голова встретилась со стеной. Правда, на этот раз плавно съехать на пол мне не дали, наоборот, схватив меня за руки чуть повыше локтей, он приподнял меня над полом. Наши глаза оказались на одном уровне.

- Что стуканула на меня, мамзель?

- Н-нет, - для убедительности я помотала головой. - Виолетта спрашивала, но я сказала, что никого ночью не было.

Он, прищурившись, внимательно на меня посмотрел, словно в глазах пытался прочитать ответ. Привычно хмыкнул и приложил меня об стену. В голове противно зазвенело. Придурок.

- Гляди, мамзель, я ж тебя живьем закопаю, если соврала.

Развернувшись, он вышел из зала. Я же без сил упала в ближайшее кресло. Ой, весело у меня день начался. Аж до истерики весело.

Усмехнувшись собственным мыслям, встала, собираясь выйти, и не смогла... Взгляд застыл на пианино, ноги приросли к полу, а кончики пальцев привычно начало покалывать. До сцены десять шагов. До завтрака около часа. Меня никто не потеряет. И... и я больше года уже не играла.

До пианино мчусь со скоростью лани. Три скрипучие ступени, по которым я взлетаю. Стул, старый уже рассохшийся, удивлено скрипит. Да, такого энтузиазма он, наверное, давно не видел, как и пианино, за которым очень давно не играли. Дрожащими руками я откидываю крышку. Пальцы нерешительно касаются клавиш. Мы знакомимся, привыкаем друг к другу.

Первый звук. Тонкий и жалобный, он испуганно разносится по залу, теряется в пыльном занавесе.

Пианино, как больной и старый человек, печально жалуется мне, протяжно скрипит. Никто давно не настраивал его. Не замечал. И не играл. Сюда вообще редко кто ходит.

Пианино радуется мне, а руки привычно легко скользят по клавишам и музыка разлетается по залу...

...Когда-то давно, не в этой жизни, говорили, что у меня талант. Говорили не мне, а маме. Я помню, как учительница сказала маме, что я ленивый, несобранный ребенок, вечно порхающий в своих мыслях, но ребенок талантливый. При должном старании, через десять-пятнадцать лет этот ребенок будет блистать в Карнеги-холл.

Я не знала тогда, что такое Карнеги-холл и что значит должное старание, но мама после урока повела меня в летнее кафе есть мороженное и между делом спросила, нравится ли мне играть. Я с удивлением посмотрела на нее и утвердительно кивнула головой. Мне было сложно понять и в тот вечер и сейчас, как может не нравиться играть?!

...Клавиши легко утопают под пальцами, а руку словно летают над ними. И льется музыка. Сказочная волшебная музыка то грустная, то веселая. Она живая, эта музыка. Она дарит покой, вызывает и улыбку и слезы на лице.

В какой-то момент музыка обрывается. По залу разносится последний аккорд и обрывается. Я же неподвижно застываю. С удивлением осознаю, что по лицу текут слезы, а мышцы спины ужасно тянет. Да, это раньше я могла спокойно по два часа высиживать с идеальной осанкой, разучивая этюды. В далеком-далеком прошлом могла.