Напомним России слово это устами самого преподобного. Не поможет ли напоминание это
Вот что в ночь с 26-го на 27-е октября 1844 г. в Саровской пустыни было записано Симбирским совестным судьей, Николаем Александровичем Мотовиловым, близким человеком и сотаинником преподобного Серафима:
«…А в доказательство истинной ревности по Бозе приводил батюшка Серафим святого пророка Илию и Гедеона и, по целым часам распространяясь о них своею боговдохновеннейшею беседою, каждое суждение свое о них заключал применением к жизни собственно нашей и указанием на то, какие мы и в каких обстоятельствах жизни можем из житий их извлекать душеспасительные наставления. Часто напоминал мне о святом Царе, Пророке и Богоотце Давиде и тогда приходил в необыкновенный духовный восторг. Надобно было видеть его в эти неземные минуты! Лицо его, одушевленное благодатью Святого Духа, сияло тогда подобно солнцу, ия – по истине говорю – глядя на него, чувствовал лом в глазах, как бы при взгляде на солнце. Невольно приводил я себе на память лицо Моисея, только что сошедшего с Синая. Душа моя, умиротворяясь, приходила в такую тишину, исполнялась такою великою радостью, что сердце мое готово было вместить в себя не только весь род человеческий, но и все творение Божие, переизливаясь ко всем божественною любовью…» [5]
– Так-то, ваше боголюбие, так, – говаривал батюшка, скача от радости (кто помнит еще сего святого старца, тот скажет, что и он его иногда видывал как бы скачущим от радости), – «избрах Давида, раба Моего, мужа по сердцу Моему, иже исполнить все хотения Моя…»
Разъясняя же, как надобно служить Царю и сколько дорожить его жизнью, он приводил в пример Авессу, военачальника Давида.
– Однажды он, – так говорил батюшка Серафим, – для утоления жажды Давидовой прокрался в виду неприятельского стана к источнику и добыл воды и, несмотря на тучу стрел из неприятельского стана, пущенных в него, возвратился к нему ни в чем невредимым, неся воду в шлеме, сохранен будучи от стрел, только за усердие свое к Царю. Когда же что приказывал Давид, то Авесса ответствовал: «Только повели, о Царь, и все будет исполнено по твоему». – Когда же Цезарь изъявлял желание сам участвовать в каком-либо кровопролитном деле для ободрения своих воинов, то Авесса умолял его о сохранении своего здравия и, останавливая его от участия в сече, говорил: «Нас много у тебя, а ты, Государь, у нас один. Если бы и всех нас побили, то лишь бы ты был жив, – Израиль цел и непобедим. Если же тебя не будет, что будет тогда с Израилем?»…
… Батюшка отец Серафим пространно любил объясняться о сем, хваля усердие и ревность верноподданных к Царю и желая явственнее истолковать, сколько сии две добродетели христианские угодны Богу, говаривал:
«После Православия они суть первый долг наш русский, и главное основание истинного христианского благочестия».
Часто от Давида он переводил разговор к нашему великому Государю Императору[6] и по целым часам беседовал со мною о Нем и о царстве Русском; жалел о зломыслящих против Всеавгустейшей Особы Его. Явственно говоря мне о том, что они хотят сделать, он приводил меня в ужас; а, рассказывая о казни, уготовляемой им от Господа, и удостоверяя меня в словах своих, прибавлял:
– Будет это непременно: Господь, видя нераскаянную злобу сердца их, попустит их начинаниям на малое время, но болезнь их обратиться на главу их, и на верх их снидет неправда пагубных замыслов их. Земля Русская обагриться реками кровей, и много дворян побиено будет за великого Государя и целость Самодержавия Его: но не до конца прогневается Господь и не попустит разрушиться до конца земле Русской, потому что в ней одной преимущественно сохраняется еще Православие и остатки благочестия христианского».
«Однажды, – так пишет далее в тех же своих записках Мотовилов, – был я в великой скорби, помышляя, что будет далее с нашею Православною Церковью, если современное нам зло все более и более будет размножаться и, будучи убежден, что Церковь наша в крайнем бедствии как от преумножающегося разврата по плоти, так равно, если только не многим более, от нечестия по духу чрез рассеваемые повсюду новейшими лжемудрователями безбожные толки, я весьма желал знать, что мне скажет о том батюшка Серафим.
Распространившись подробно беседою о святом пророке Илии, он сказал мне на вопрос мой, между прочим, следующее: