«Челночная дипломатия» Г. Киссинджера только усилила взаимные трения, возникшие в ходе войны, и израильские и американские руководители существенно расходились в своих представлениях о целях, которые они преследовали в ходе переговорного процесса. Неудивительно, что во время визитов в Израиль (а в 1973–1975 годах Г. Киссинджер посетил Израиль пятнадцать раз, при том что до этого госсекретари за всю историю еврейского государства побывали в нем всего дважды) госсекретаря встречали толпы протестующих, а в газетах печатались самые разные по настрою репортажи, в том числе и остро критические, включая и те, в которых его обвиняли в предательстве своего еврейства. Опросы общественного мнения в Израиле того времени показывали, что он был одновременно и самой уважаемой, и самой ненавидимой обществом фигурой. При этом общественному недовольству вполне соответствовал повышенный тон дискуссий в официальных кабинетах. Переговоры отражали разногласия между госсекретарем сверхдержавы и руководителями государства-вассала, причем именно в связи с его происхождением деятельность Г. Киссинджера особенно раздражала израильтян. Он же делал все возможное, чтобы убедить американских евреев и израильтян в том, что постепенное продвижение к мирному урегулированию дипломатическими методами, осуществляемое исключительно под контролем Соединенных Штатов, будет в долгосрочной перспективе служить не только американским, но и израильским интересам. Г. Киссинджер полагал, что провал «челночной дипломатии» будет означать катастрофу для Израиля, поскольку повлечет за собой вступление в мирный процесс посредников, симпатизирующих арабам, и настроит против Израиля американское общественное мнение[515]. Г. Киссинджер обвинял израильских лидеров в неблагодарности за то, что США, несмотря на политику «разрядки», заняли в ходе войны позицию, противоположную советской, хотя это ставило под угрозу и престиж США как сверхдержавы, и личную репутацию Р. Никсона и Г. Киссинджера[516]. Американо-израильские разногласия по поводу сути переговоров осложнялись спорами о доверии и авторитете. Г. Киссинджер стремился доказать, что без участия США прогресс в переговорах был невозможен, стараясь при этом удержать контроль над всем переговорным процессом в своих руках. Пытаясь урезонить Г. Киссинджера, Г. Меир в последний день октября 1973 года полетела в Вашингтон, но ее встреча с Р. Никсоном продолжалась полтора часа, после которых она — по ее собственным словам, «почти всю ночь» — была вынуждена вести изнурительные переговоры с государственным секретарем. На каком-то этапе, не выдержав, Голда Меир вспылила: «Знаете, всё, что у нас есть — это наш дух. Теперь вы хотите, чтобы я отправилась домой и помогла уничтожить этот наш дух. Но тогда уже не нужна будет никакая помощь»[517].
Однако Израилю нужно было освободить своих попавших в плен солдат, и это было главным инструментом американского давления. К 18 января 1974 года Г. Киссинджер достиг взаимопонимания с А. Садатом и Г. Меир в отношении плана (впоследствии получившего название «Первого соглашения по Синаю») по разъединению войск, частичному выводу войск из зоны Суэцкого канала и восстановлению буферной зоны под контролем Организации Объединенных Наций. Опубликованная часть плана сопровождалась другой, секретной, сведения о которой, однако, просочились в печать. Как выяснилось, Соединенные Штаты дали Израилю гарантии, что Египет не будет мешать свободе израильского гражданского судоходства в Красном море и что силы ООН не будут выведены без согласия обеих сторон. Последнее условие являлось с израильской точки зрения улучшением по сравнению с ситуацией, существовавшей до 1967 года. После этого соглашения израильские войска по-прежнему удерживали стратегические перевалы Гиди и Митла в западной части Синайской пустыни, но были отделены от Суэцкого канала силами Организации Объединенных Наций.