Ближе

А так уж необходимо, чтобы раны осмотрел я? Может, Инна сделает это сама? Тут есть зеркало, я ненадолго выйду, а там как получится. Если ранок немного и все они ей доступны, может сама обработать.

Так-то оно так, но откуда мне знать, что Инна сделает всё правильно? И что если какие-то раны ей будет неудобно затрагивать самой, позовёт меня? Ставлю на то, что скорее промолчит о них.

— Ты можешь и сама, но если повреждена спина, тебе будет трудно её обработать, — снова нарушаю молчание именно я, озвучив часть своих мыслей.

Кажется, из всего сказанного она ухватывает только «если повреждена». Потому что глаза мгновенно загораются лёгкой хитринкой, которая в сочетании с привычной враждебностью кажется чуть ли не завораживающей.

— Меня больше ничего не беспокоит, — преувеличенно бодро заявляет Инна.

Вот и чего она так сопротивляется? С другой стороны, и мне так настаивать ни к чему, учитывая, что завтра к ней Лана придёт и осмотрит. Уж ей девчонка наверняка позволит. А ранки на теле вряд ли настолько серьёзны, чтобы нельзя было подождать. В противном случае я бы, наверное, заметил.

Впрочем, даже это осознание не влияет на меня. Не знаю, откуда такое упорство — в желании разобраться с её упрямством и его причинами или в том, что спокойнее мне будет увидеть картину и самому.

— Ты ведь хочешь быстро восстановиться. Не стоит игнорировать раны, — нахожусь с убеждением я.

И, кажется, напоминание скорых репетиций и предстоящих соревнований срабатывает. Инна с сомнением комкает рукава своей кофты, а хитринка в глазах гаснет.

— Куда он тебя бил? — мягко задаю наводящий вопрос.

Больше чтобы убедиться, что бесполезные сопротивления и попытки от меня что-то скрыть позади.

— Не знаю, по лицу и телу, я не вникала, — машинально отвечает она. Почти сразу и слегка задумчиво.

Не врёт, значит.

— А по ногам? — уточняю, стараясь спрашивать спокойно.

Не так уж просто, ведь в голове против воли возникают картинки того, как этот ублюдок издевался над хрупкой девочкой.

— Нет, только сверху, — на этот раз уверенность в её голосе не притворная.

Да и я в общем-то не сомневался, что снизу ей не досталось. Иначе бы уже понял. Но Инна шагала быстро, без дискомфорта, а если и тормозила где-то, то скорее из-за ран на лице.

Так что джинсы ей снимать передо мной уж точно ни к чему. Мы и так с кофтой еле продвигаемся, да и я не железный.

— Я должен посмотреть, — чуть ли не ласково, но настойчиво убеждаю. Инна не реагирует, и я не придумываю ничего лучше, чем напомнить: — Помнится, раньше ты не стеснялась раздеваться передо мной, причём в кабинете академии.

Вообще не самый приятный для обоих момент. Ведь я наехал на неё из-за письма, которое писала не она. Да ещё и насмехался, предлагая раздеться и «показать мне больше».

С одной стороны, теперь то собственное поведение вызывает осадочек. С другой… Даже пикироваться с Инной было по-своему увлекательно. И потом, она почему-то не вела себя так, будто не понимала, о чём я. Значит, действительно посылала мне сигналы без этой записки?

— Помнится, раньше вы разговаривали со мной совсем иначе. Более жёстко, — резко врезается в мои мысли холодный голос Инны.

Тоже вспомнила, значит. Да ещё и отводит взгляд, когда смотрю в её глаза.

Наверное, мне надо извиниться. Ведь не просто же так она сейчас об этом напоминает? Требует объяснений? Или устанавливает дистанцию?

Вот это я гружусь.

— Тебе было проще, когда я так говорил? — неожиданно даже для себя спрашиваю.

Инна озадаченно смеряет меня взглядом, а потом вдруг начинает всё-таки снимать кофту.

— Так честнее. Не терплю лицемерие, — одновременно с этим говорит.

Я на некоторое время подвисаю — то ли от её заявления, намекающего, что я сейчас не искренен, то ли от того, как резко Инна оказывается почти раздета. Синяки на нежной коже, конечно, проступают, но небольшие, и в глаза в первую очередь бросаются не они.

На этот раз на девочке лилово белый лифчик. Снимать который уж точно не стоит, потому что даже с его присутствием я с трудом отвожу взгляд от нежных округлостей. В обрамлении лёгкого кружева они смотрятся слишком уж соблазнительно, мгновенно напоминая, что передо мной привлекательная девушка. Причём полураздетая. И совершеннолетняя уже, кстати, что бы я там ни думал про нашу разницу в возрасте.

И если разум я ещё хоть как-то в состоянии контролировать, то тело мгновенно откликается на это напоминание. Слегка покашливаю, силясь этим то ли усмирить собственные реакции, то ли отвлечь Инну — на всякий случай, чтобы ничего не заметила.

Хотя атмосферу накалённого на приличный градус напряжения между нами не уловить просто невозможно. И покашливание ни хрена не помогает.

— Я тоже не терплю лицемерие, — тогда говорю, вернее, хриплю. Одновременно с этим тянусь к ранкам на её теле, которых, к счастью, совсем немного, да и безобидные. — И не умею лицемерить.

Инна бросает на меня подозрительный взгляд, поджимая губы. Не ждала, что я отвечу спустя паузу, или недовольна намёку, что сейчас, как и тогда, я искренен?