Ближе, бандерлоги!

Достал из картонного футляра кассету, вставил ее в видеомагнитофон и надавил большим пальцем. Мазур успел рассмотреть, что на липучке-этикетке шариковой ручкой крупно выведено «Б.К». Вспыхнул экран.

Очаровательная Беатрис, со строгой прической, в строгом, деловом костюмчике с белой блузкой, сидела за небольшим столом перед добрым десятком микрофонов (многие снабжены аббревиатурами и эмблемами знакомых Мазуру телекомпаний). И говорила. Нужно признать, хорошо говорила: проникновенно, словно бы даже с некоторым волнением, гладко…

Вещала примерно следующее: конечно, по рождению и воспитанию она стопроцентная американка, но в то же время не может не принять близко к сердцу заботы далекой исторической родины, наконец-то получившей реальный шанс освободиться от советской оккупации, коммунистической тирании. Шанс на независимость. И потому готова отправиться туда, использовать на благо стремящейся к независимости республики свой, пусть и небольшой пока политический опыт, потому что сейчас необходима любая помощь. Одним словом, вчера она уволилась из госдепартамента и через два дня вылетает на историческую родину. Где намерена сделать все, что в ее силах, причем, естественно, живя и работая за свой собственный счет. Ее отец, положивший жизнь на борьбу с коммунизмом и независимость отчизны, ее не просто понимает — горячо поддерживает, в том числе и финансово. Ей думается, американцы поймут ее без труда, будучи потомками тех, кто когда-то боролся за свободу и независимость…

Лаврик остановил кассету:

— Дальше, в общем, неинтересно — ей задают вопросы, она столь же вдохновенно отвечает… Я просто хотел, чтобы ты составил некоторое представление о дамочке, с которой предстоит познакомиться. Молодая красавица, наплевав на карьеру в госдепартаменте, услышала сердцем мистический зов далекой исторической родины и решила возложить на алтарь независимости все, ну, разве что кроме невинности, каковой уже не имеется… Впечатляет?

— Ага, — сказал Мазур. — Слеза прошибает…

— Ну, еще бы. Чувствуется работа хорошего сценариста и режиссера… Кстати, еще не факт, что она работает на Лэнгли или иную аналогичную контору, каковых в Штатах штук семнадцать. У госдепартамента давненько уж есть собственная разведслужба, сам знаешь, так что девочка могла просто-напросто перейти из одного отдела госдепа в другой… а то и обосноваться там с самого начала. Вот такая идейная девочка… Но есть гораздо более интересная фигура. Если все пройдет по расчетам и ты туда врастешь, обязательно с ним столкнешься…

Он вынул кассету и вставил новую, где на этикетке значилось «Питер». Оператор, сразу стало ясно, снимал какой-то очередной митинг Фронта: добротная трибуна, явно рассчитанная не на одно массовое мероприятие, украшенная щитом со старым гербом и триколорами, стоящая перед ней цепочка «Железных соколов», с дюжину человек на трибуне, оратор у микрофона…

Председатель Фронта, по точной информации, намеченный в президенты независимой республики. Импозантен, статен, легкая, проседь на висках, аккуратно подстриженная бородка, очки в тонкой золотой оправе. Сын субъекта, при немцах служившего в оккупационной администрации и отсидевшего за это приличный срок. При советской власти — вроде бы благонамеренный кандидат каких-то там околовсяческих наук, член КПСС — и, согласно злобным инсинуациям тех газет, которые принято именовать «красно-коричневыми», вдобавок еще и долголетний информатор КГБ по кличке «Профессор». Говорил он непринужденно, гладко, грамотно: спокойно, ровно, мягко, как и надлежит истому интеллигенту, без всяких дерганий тушкой, жестикуляции и громкоголосья. Будто лекцию студентам читал. Мазур не понимал ни слова — но порой улавливал уже знакомое «совиетас диктатурас» и еще парочку подобных оборотов, каких насмотрелся на плакатах. Безукоризненный костюм, тщательно повязанный галстук — душка-политик, спасу нет, европеец — уписаться можно…

Оператор взял крупный план, камера медленно прошлась слева, направо по стоящим на трибуне. Ага, вот и красотка Беатрис — по правую руку от вождя и лидера, всего через одного человека от него. Иерархия у них в таких случаях, Лаврик говорил, в точности такая, как в родимом Политбюро, так что место, которое она занимает, кое о чем говорит. Ближняя боярыня, ага.

Камера переместила взор на кучку людей, стоявших справа у трибуны, — тут и штатские при галстуках, и субъекты в разнообразных мундирах, которые они себе давно понашили, и «Железные соколы», и Департамент охраны края, и еще какая-то непонятная пара-тройка разновидностей. Судя по обилию золотых цацек на погонах и петлицах, по шитью на мундирах — паханы…

Лаврик нажал кнопку, остановив пленку. Физиономия одного из штатских во весь экран. Сказал, не оборачиваясь к Мазуру:

— Весь остальной зоопарк нас сейчас интересовать не должен. А вот к этому типу присмотрись, как следует. Тут еще фотографии, держи…