Ближе некуда (СИ)

Он зарычал, глядя на мою вскинутую в приветственном жесте ладонь.

— Позволь, я пройду, — сказала я, делая шаг вперед.

Наконец, волк вышел из-за деревьев. Это был настоящий красавец — почти мне по грудь ростом, темно-серого цвета, с серебристым хвостом и мощными лапами. Так вот как выглядит моя потенциальная смерть, сказала я себе. Бежать было бесполезно — лыжи превратят мой бег в неуклюжее падение. Я завела руку за спину, нащупывая ружье, и волк снова зарычал.

Черт, да это же еще совсем щенок.

— Слушай, я не хочу стрелять, но если ты меня вынудишь…

Он прижал уши и чуть присел, готовясь к прыжку. Я одним движением извлекла ружье из-за спины и прицелилась.

— Не смей.

И он прыгнул.

Если бы я не вспомнила Одн-ну, к моменту, когда волк оторвал задние лапы от земли и взлетел в воздух, я лежала бы в обмороке. Но Одн-на знала, что такое — сражаться с умеющей убивать рысью. Она знала также, что перед ней не просто волк, не просто животное, учуявшее запах крови, но ребенок, подросток, не умеющий еще с этим запахом справляться. Я выстрелила, и волк упал на меня, придавив своей тушей. Тут же он заскулил и откатился в сторону, пытаясь встать на ноги и снова жалобно скуля. Пуля поцарапала ему бок, достаточно легко, но достаточно серьезно, чтобы лишить волчонка желания напасть снова. Я несколько минут полежала на земле — он выбил из меня дыхание.

Перевернувшись на живот, я наклонилась и пожевала снег, чтобы прийти в себя, потом заставила себя подняться. Волк бился на земле, окрашивая ее своей кровью. Я увидела, что рука моя все-таки дрогнула, и что пуля засела в шерсти, не очень глубоко, но все же — и волк, плача почти человеческим голосом от боли, пытается подняться на ноги и не может.

Увидев, что я смотрю, он оскалил зубы.

— Ну же, — сказала я беззлобно. — Перестань, я хочу помочь тебе.

Я опустилась на колени перед раненным животным и протянула руку, но волк вдруг рыкнул, и зубы клацнули в опасной близости от моей руки. Я едва успела увернуться — он вскочил на ноги и бросился на меня. Волчья пасть оскалилась уже у моего лица. Я обеими руками толкнула волка в живот, он взвыл так, что эхо разнеслось на километры вокруг, и вдруг отскочил прочь и упал в снег, задергавшись в судорогах.

Забыв о боли и крови, я оказалась на ногах в два счета, но мои худшие опасения уже подтвердились — прямо передо мной на снегу разворачивалось одно из самый странных в таинственных зрелищ во Вселенной.

Прямо на моих глазах волк-притворщик превращался в человека.

Это оказался совсем мальчишка, лет четырнадцать-пятнадцать, наверняка, только-только пережил свое первое превращение. Пока он, скуля, приходил в себя и одновременно пытался прикрыть руками наготу, я в панике соображала, что делать с таким неожиданно свалившимся на меня счастьем.

До охотничьего дома было километра два. На санках у меня лежала двадцатикилограммовая туша бобра, а утащить и ее, и притворщика на себе я просто физически бы не смогла. Выход был один, и действовать надо было быстро, чтобы голый человек на снегу не заработал себе простуду. Я стащила с себя куртку, ахнув, когда мороз тут же схватил меня в охапку. Волк еще не вполне осознавал, что произошло, он даже попытался зарычать на меня, когда я приблизилась, но я легонько встряхнула его и заставила поглядеть себе в глаза.

— Слушай, — сказала я. — Я помогу тебе, если ты перестанешь нападать, понял?

Он глухо заворчал, осекся, и вдруг все-таки выговорил низким, полным боли голосом:

— Что я сделал? Почему напал на тебя? В голове как будто помутилось… Отец меня убьет…

Я подала притворщику куртку, и он, нимало не смущаясь тем, что пачкает кровью из раненного бока мою одежду, закутался в нее.

— Как тебя зовут? — спросила я.

Он охнул от боли, попытавшись подняться и снова упав в снег. Я отвязала бобра и закопала его тут же, рядом, присыпав окровавленным снегом — добычу я не бросала. Юноша молча наблюдал за мной, и я уже решила было, что не дождусь ответа, как услышала:

— Ер.

— Что? — я обернулась и увидела, что он уже поднялся на ноги и прислонился к дереву, держась рукой за бок. Курткой он предпочел прикрыть низ, и не верх. Ну и очень глупо.

— Ер, — сказал он. — Это имя. Еран-мири, но меня так никто не зовет.

— Я Одн-на, — сказала я сухо. — Давай-ка, забирайся в санки, нам нужно как можно скорее добраться до зимовья.

— Отец убьет меня, — сказал Ер, но уже почти безучастно. — Я напал на человека. Я подверг твою и свою жизнь опасности. Я пойду сам.

Я разозлилась. Холод пробрал меня до кончиков пальцев, к тому же небо стремительно темнело, и, похоже, на этот раз я лягу спать на голодный желудок. Если хочет идти — пусть идет. Босиком по снегу, отличная идея.

Мне тут же стало его жаль.

— Слушай, не будь идиотом, отморозишь ноги. Садись и подогни ноги под себя. Быстро.

Я вытряхнула из котомки остатки еды и постелила ее на санки. Когда Ер скрючился от боли, я на минуту преисполнилась жалости к нему, но потом она ушла, сменившись глухим раздражением. Инфи его дернул напасть на меня.