И до нее оставалось все меньше времени. Я решила озаботиться ночлегом, едой и водой до того, как совсем стемнеет. Выбрав место между двух поваленных деревьев, я определила его в качестве шалаша. Натаскав лапника, накидала его так, чтобы создалась иллюзия крыши над головой. Лапник должен был защитить меня и от ветра, и от снега, если тот пойдет ночью. Выглядела конструкция жалко, но выживать меня никто не учил, так что на лучшее рассчитывать не приходилось. Я устелила пол внутри тем же лапником и присела отдохнуть. Голова кружилась от голода, но больше — от жажды, ведь та пригоршня снега, которую я запихнула в рот пару часов назад, настоящей водой считаться не могла. Я знала, что есть снег — себе дороже, ведь на его согревание организм будет расходовать такое нужное мне тепло. Нужно было растопить снег, но у меня не было ни огня, ни котелка.
Я вспомнила об ужине в резиденции и вздохнула. Те мерзкие жирные водоросли как раз бы подошли. А той гадостью со вкусом затхлой воды я бы их как раз запила. Что имеем — не храним, потеряем — плачем.
Хорошо было сидеть, привалившись к стволу дерева, но ночь наступала, и я заставила себя подняться, чтобы подготовиться к ее приходу.
Внутри шалаша было сухо. Я могла бы развести костер, если бы у меня были трут, огниво и солнце, но я не думала, что мне придется провести в лесу больше нескольких часов, и потому оказалась не готова. Я отыскала сухих веток и хотела было развести костер, но снег был плотный, а копать яму голыми руками я не могла — они уже болели от холода и отказывались слушаться. Порыскав вокруг, я нашла несколько сухих грибов, но есть их не рискнула, хотя очень хотелось впиться зубами в мякоть. Засунув в рот хвою, я заставила себя ее пожевать. Противно, но все же лучше, чем ничего. Где-то я читала, что хвоя очень питательна, а может, и сама уже придумала, в любом случае, я пыталась приспособиться и не собиралась сдаваться.
Я верила в то, что выживу, ровно до тех пор, пока солнце не скрылось за горизонтом. Когда последние его лучи упали на землю, она преобразилась.
Я уже забралась в шалаш и закрыла выход лапником, но неожиданно задувший ветер пробрался в мое укрытие и залез под куртку так легко, словно укрытия и не было. Резко похолодало. В два счета я промерзла до кончиков пальцев, зубы стали стучать, тело затрясло мелкой дрожью. Я свернулась у дерева, притянув колени к груди. Съежившись в комок, я ругалась вслух и про себя.
Вернулась домой, правда?
Счастлива, да?
Я запросто могу не пережить эту ночь, и тогда все мое путешествие, включая смерть, будет просто временем, потраченным зря. Может быть, стоило идти дальше. Лыжная тропа и база могли оказаться в какой-нибудь паре сотен метров от моего ночлега, скрытые деревьями и темнотой. Наверняка, я уже почти пришла. Надо только собраться с силами и сделать еще один, финальный рывок.
Я же почти решила выбираться из шалаша и идти дальше, когда услышала снаружи дикий волчий вой. Животное запело сначала на высокой ноте, потом ниже, ниже — и вот, наконец, звук, от которого у меня дыбом встали волосы, разнесся по лесу на многие километры вокруг. Я замерла и затаила дыхание. Что это? Разве волки так воют?
К следующему вою присоединились сразу два или три голоса. Они слились в унисон, переливаясь и затихая, а потом снова становясь громче, до тех пор, пока раскатистым крещендо не прокатились по лесу. Я обхватила голову руками, в животе от страха все оборвалось. Что делать? Что мне теперь делать? Из шалаша лучше не высовываться, по крайней мере, пока. Возможно, животные обойдут меня стороной, особенно, если ветер не поменяется, и не донесет до них мой запах.
Вой раздался еще раз, ближе и дольше, и я поняла, что моя теория не оправдалась. Но почему они идут сюда? Либо я ничего не понимала в направлении ветра, либо ничего не понимала в волках. Одно из двух, а может, и оба сразу — и вот я уже готова была сорваться с места и бежать, куда глядят глаза, несмотря на ветер и холод.
Следующие несколько часов — по крайней мере, мне это время показалось часами — волки бродили вокруг, периодически перекликаясь и рыча. Я не чувствовала себя в безопасности, даже когда вой удалялся. Мне казалось, что животные просто затихли и выжидают, ждут, пока я потеряю осторожность и выйду из укрытия. Но я не могла выйти. К тому моменту, как вой снова стал приближаться, я замерзла так, что едва могла шевелиться. Дыхание не согревало рук, даже когда я зарывалась лицом в ладони. Я засунула обе руки в одну варежку, но с ботинками так, конечно же, сделать не могла. А в них, похоже, холод пробрался основательно. Да и куртка совсем не сохраняла тепла, и под порывами ветра мое тело вскоре выстудило до последней его капли.