Ближе смерти и дальше счастья

Весь день прошел в рытье ям, а ночью Одри привиделся сон. Сам по себе жуткий, он относился к категории профессиональных снов. Нечто в этом роде рано или поздно посещало любого наблюдателя. Сторонний человек проснулся бы в холодном поту, но Одри уже привыкла. Ей снилось, что она стоит у зеркала и наводит красоту. Вот-вот зайдет Рич. Куда-то они собирались пойти. В руке у Одри — баллончик с золотистым тональным аэрозолем. Она опускает веки, чтоб не щипало глаза, нажимает на распылитель, открывает глаза. В зеркале перед ней — странное. По лицу стекает мутно-золотистыми каплями краска. Не веря себе, Одри протягивает к зеркалу дрожащую руку и касается его. Белесый след сбегает по прохладному стеклу от пальцев. Испуганно отдернув Руку, Одри без всякого зеркала видит, что пальцы оплывают, как свечи. А в зеркале вместо нее маячит что-то совсем уж неразборчивое, безглазое, безликое. Одри беззвучно кричит, но не просыпается, продолжая наблюдать свое исчезновение. В опустевшем зеркале появляется мертвый Рич. Он улыбается ей, но она-то знает, что он мертв. Рич поворачивается к ней спиной, и тут она видит, что это не Рич, а Деайним. Потом Одри раздваивается. Невидимка, пустое место глядит в зеркало, в удаляющуюся спину Деайнима. Сама же Одри, точно наяву, движется в теле Деайнима и видит это тело изнутри. Не сразу понимает она, что видит чужой сон.

Деайниму снится, что он снова в Лабиринте, только крыши у Лабиринта нет. В белых стенах высечены бесчисленные барельефы. Эйлене, Эйлене, Эйлене, все повторяющаяся, мраморная, но странно живая. Она с удовольствием причинила бы ему зло, но не может отделиться от мрамора. Деайним с удовольствием обдумывает всякие злорадства. Постепенно проход сужается, Деайним ускоряет шаги, стены начинают смыкаться за его спиной. Лабиринт выпрямился в длинный узкий коридор. Впереди виселица. Эйлене все-таки выбирается из стены. Из противоположной стены выступает покойница Акейта в полной боевой форме, но с квантовым аннигилятором наперевес. Это Рич, даже и мертвый, вносит свои коррективы.

Акейта и Эйлене препровождают под руки Деайнима к виселице, успевшей трансформироваться в электрический стул. Назначение прибора, Деайниму неясное, Ричу было известно. Деайним, мягко говоря, не хочет. Его усаживают, начинают силой пристегивать руки к подлокотникам. Одри от ужаса просыпается. Невидимка в зеркале исчезла. Невидимка, слившаяся с Деайнимом, отделяется. Теперь Одри уже извне наблюдает порожденное рассудком стуловерчение. Надо что-то делать, лихорадочно размышляет она. Впору подумать, что Деайниму и впрямь грозит гибель. А какая разница?

Пробки, может, выкрутить? Не пойдет. Ведь это сонный морок, и законы, которым он подчиняется, — отнюдь не законы физики. Во сне и из пальца можно застрелить. И вообще какие пробки? Стул стоит на холмике, поросшем серой травой, он ни к чему не подключен, но Одри не сомневается, что механизм сработает. Ну же, Одри, ас контакта, специалист по ощущениям, что делать будешь? Свинцово-серое небо подало Одри идею. С Эйлене, Акейтой и стулом она ничего пока сделать не может, ибо они в центре внимания Деайнима, и сцепление слишком сильно, чтоб решиться на подмену. Как хороший наблюдатель Одри знала, что центральные идеи и образы невозможно менять, но вполне реально подменять. Манипуляция же — другое дело. Формировать, менять и вообще давать себе волю можно только с тем, что находится на периферии. Тогда незаметно, понемногу, центр извратится сам собой.

Одри утяжелила небо, и оно начало с противным скрежетом опускаться. Деайним, естественно, поднял голову. Акейта и Эйлене, лишенные внимания, начали бледнеть, выцветать, сделались картинками, и Одри легко пришлепнула их к небу. Но стул, хотя и не так бесспорно, продолжал существовать. Одри захотелось похулиганить. Стараясь не хихикнуть, она растворила стул. Деайним брякнулся оземь и проснулся.

— Твои штучки, Одри?

— Мои, — радостно сообщила Одри.

— Я что, сплю?

— Спишь, спишь. Хотя… уже нет. Извини, разбудила. Спи дальше. Кстати, сделай одолжение, повернись носом вниз. Совершенно не могу заснуть.

— М-м-м… вот еще. Я привык на спине. На пузе дышать нечем. Кошмары снятся.

— Положим, тебе и на спине не верх восторга видится.

Деайним подумал что-то неразборчиво и повернулся на правый бок, откинув руку. Вот упрямец, подумала Одри, вновь засыпая. Нет чтобы сделать, как ему говорят. Компромисс ему подавай.