«Ближние люди» первых Романовых

Получив известия о воровских казаках, продолживших разинские дела на реке Донце, он лично на своем дворе продиктовал грамоты воеводам и атаману донских казаков Михаилу Самаренину, приказав «всякой промысл чинить сопча, чтоб в тех местех вашею службою и радением на Донце и по Дону и в степи воровства не было, и чтоб и тех воров однолично переимать и пристанище их разорить»[323].

Распоряжение о поимке казака Ивана Миусского было сделано еще до того, как 10 декабря 1673 года гетман Иван Самойлович сообщил о появлении в кошах запорожских казаков Ивана Серко самозванца, назвавшегося именем царевича Симеона Алексеевича. Самойловичу также была направлена особая грамота, где объявлялась благодарность за присланные сведения («милостиво и премилостиво похваляли»).

Грамота, видимо, одновременно была рассчитана на то, что гетман прочтет ее в своем окружении. Поэтому яркими словами обличались воровские замыслы, объяснялось, что если бы царевич Симеон Алексеевич «многолетствовал», то ему было бы девять лет, а не пятнадцать (таков был возраст самозванца). В ответ на сведения о «тайном» пребывании объявившегося самозванца у Степана Разина напоминали о казни за «воровство» предводителя мятежных донских казаков. Гетмана Ивана Самойловича просили содействовать посланным для поимки самозванца сотнику московских стрельцов Василию Чадуеву и подьячему Степану Щеголеву и послать своих людей («по своему разсмотренью, кого пригоже из ясаулов или из войсковых товарищей знатных и разумных и верных людей») к кошевому атаману Ивану Серко «на Запорожье». И обещали пожаловать всех, кто станет помогать в присылке самозванца в Москву, а служба самого гетмана Ивана Самойловича «забвенна никогда не будет»[324].

Дальше надо было заставить атамана Ивана Серко (недавно побывавшего в сибирской ссылке) выдать объявившегося в Запорожской Сечи Лжесимеона. Описывая сюжет с поддержкой самозванца казаками Сечи, автор классического труда по истории запорожского казачества Дмитрий Иванович Эварницкий исчерпывающим образом объяснил мотивы действий атамана Ивана Серко желанием использовать эту ситуацию в своих целях[325]. Запорожцы изобразили дело так, что они поверили Лжесимеону, и прислали своих послов, пересказывавших историю самозванца с его слов. Однако послы всё равно были задержаны, а в Сечь была отправлена новая грамота с требованием выдать лжецаревича. Отражением всех этих поворотов в действиях атамана Ивана Серко стал рассказ о поимке Лжесимеона, приведенный в «Истории о невинном заточении»:

А как, Великий Государь, прислали мне из Запорожья последний лист на искушение, и чаяли, что я у них приму: и я, холоп твой, им сказал, что о том их приезде и о листах Кошеваго Атамана и самозванца вора извещу вам Великим Государям; и по моему, холопа твоего, доношению отец твой Государев, великий Государь, те листы указал принять, и при себе указал вычесть. И выслушав, на них кручинился, и свою Великаго Государя милостивую и обличительную грамоту при себе, Великом Государе, на каменном крыльце запечатав, отдать посланцам мне, холопу твоему, повелел: и услышав от посланцов своих Атаман Серко с войском милость и гнев отца твоего Государева, блаженныя памяти Великаго Государя, и грамоту милостивую и обличительную слыша, того вора и самозванца сковав, прислал к вам, Великим Государям; и та моя службишка тебе, Великому Государю, известна, и твоим Великаго Государя Боярам ведома[326].