«Ближние люди» первых Романовых

Первое личное послание гетмана Михаила Паца к Артамону Матвееву с предложением обсудить совместные действия поначалу было встречено сдержанно (впрочем, начало переписки совпало с болезнью Матвеева из-за несчастного случая в его конюшне). Однако постепенно обе стороны втягивались в обсуждение взаимно интересовавших их вопросов войны Короны и Литвы с турецким султаном.

Гетман Михаил Пац информировал Матвеева о сборе и передвижении войск, готовя почву для возможных общих действий с царскими войсками. В свою очередь, и Матвеев отвечал, откликаясь на интересовавшие гетмана вопросы о походах донских казаков под Азов и действиях войска кабардинского князя Касбулата Муцаловича Черкасского. Наступление на Крым с помощью вспомогательного войска из донских и запорожских казаков, калмыков и кабардинцев стало частью плана, осуществленного Артамоном Матвеевым в 1675 году. Князь Касбулат Муцалович, до этого милостиво принятый царем Алексеем Михайловичем в Москве, осуществил поход в Крым, перейдя через Сиваш и воюя под Перекопом. «А прежде сего, — говорил Артамон Матвеев, — никогда ваши государские ратные люди в Крым не хаживали (то есть не воевали в самом Крыму. — В. К.), и славы о том походе такой имени Вашему Государскому не бывало»[316].

У гетмана Михаила Паца была своя выгода в налаживании контактов с главой посольской службы. Московскому государству тоже был необходим такой союзник. 12 декабря 1673 года Артамон Матвеев получил в Посольском приказе известие о смерти польского короля Михаила Вишневецкого. После этого и начался более интенсивный обмен письмами. В Москве и Варшаве находились специальные резиденты — Петр Свидерский и Василий Тяпкин, через которых действовал Матвеев. Так, например, в одном из писем гетману Михаилу Пацу 15 апреля 1674 года Артамон Матвеев ссылался на посланный Василию Тяпкину латинский перевод известий, полученных от пленных воеводой боярином князем Григорием Григорьевичем Ромодановским: «…С того листа послан к его царского величества стольнику и полковнику к Василью Тяпкину, будучему у Речи Посполитой на резиденции, на латинском письме список… ис которого можете, ваша милость, выразуметь о замыслах тех людей, которые не желают всякого добра великого государя нашего его царского величества государству, также и Великому княжеству Литовскому» (показательно отсутствие при этом упоминаний об интересах Польской короны)[317].

Контакты с гетманом Михаилом Пацем стали особенно важны в Посольском приказе в связи с наступившим бескоролевьем в Речи Посполитой. Снова стала обсуждаться кандидатура сына царя Алексея Михайловича — царевича Федора Алексеевича на польский престол. Правда, наученные опытом прошлых королевских выборов, в Москве уже лучше представляли труднодостижимый характер осуществления Виленских договоренностей. В Литве по-прежнему надеялись вернуть утерянные земли путем сложной комбинации с выбором в короли представителя московской династии. Посланник гетмана Паца даже прибыл для обсуждения этих вопросов в Москву, где 6 февраля 1674 года был принят Артамоном Матеевым. Полученные «статьи» об условиях поддержки литовскими магнатами и воеводами Полоцка, Витебска и Бреста кандидатуры царского сына были переданы им царю Алексею Михайловичу. Но московская сторона больше наблюдала за выборами в Варшаве, чем участвовала в них.

В ответ на литовские предложения два главных советника царя, занимавшиеся неофициальными переговорами с литовской стороной, — боярин князь Юрий Алексеевич Долгоруков и Артамон Матвеев передали отказ царя, не собиравшегося отпускать своего сына, тем более соглашаться на смену им веры. В Москве прекрасно понимали, для чего это нужно литовской стороне, мечтавшей о возвращении Смоленской и Северской земель. Поэтому предлагали поддержать кандидатуру самого царя Алексея Михайловича, который в случае выбора в короли «все права и вольности против прежних обычаев содержати укажет» и не будет «вступаться» в «маетности» магнатов и шляхты. Впрочем, даже несмотря на обещание организовать после избрания поход своей армии для защиты Речи Посполитой, это было равносильно отказу. Не случайно из Москвы не было послано никаких официальных представителей на «элекцию» 1674 года[318].