«Ближние люди» первых Романовых

«Оппонентами» Матвеева был «Великий маршал королевства» Богдан Матвеевич (Хитрово), «который властвует над умом Великого князя и управляет его расходами», а также «фаворит Великого князя» князь Троекуров. О каком князе Троекурове — отце Борисе Ивановиче или сыне Иване Борисовиче (его жена была из рода Хитрово) — шла речь, можно только догадываться, но важнее другое: Артамон Матвеев в разговоре с датским резидентом, не стесняясь, приводил обидные для него упреки, прозвучавшие в общем собрании Думы, да еще перед самим царем Алексеем Михайловичем. «Эти двое вельмож при полном собрании, в присутствии Великого князя, — доносил Ге в Данию, — во время чтения моих предположений, увидев, что канцлер как будто настаивает на своих доводах, до того разгневались на него, что наговорили ему множество оскорблений, утверждая, что он вмешивается в их дела вопреки обычаю страны, что он всего-навсего сын священника, и еще тысячу подобных грубостей…»[311] В итоге царь Алексей Михайлович принял сторону Матвеева, о чем тот сразу и рассказал вызванному им датскому резиденту.

Итак, оказавшись в Думе, Артамон Матвеев не сумел ее «завоевать»; его позиции без поддержки царя Алексея Михайловича оставались шаткими. Однако перемены уже произошли, и их направление точно уловил Могенс Ге, уже тогда, в 1673 году, называвший Матвеева «канцлером».

В донесениях датского резидента проскальзывали и другие интересные характеристики Артамона Матвеева, вплоть до того, что Ге говорил о нем как о «царьке». Благодаря Могенсу Ге, по обстоятельствам своего пребывания в Москве часто лично встречавшемуся с Артамоном Матвеевым, мы больше узнаём о его характере. «Ближний человек» Матвеев был «холериком», быстрым в реакциях человеком, оживленно реагирующим на происходящее: «По характеру это человек гневливый, ужасный в своих вспышках, готовый в припадке раздражения перевернуть все дела вверх дном, чтоб утишить свою страсть». Есть и детали, подтверждающие это наблюдение. Например, упоминавшаяся выше, со слов иверских старцев, история с многократно повторенной руганью в адрес воеводы Боборыкина.

Сначала Могенсу Ге не удавалось как следует встретиться и поговорить о датских делах с Матвеевым: «Главное занятие этого первого министра, — обижался Ге, — устраивать представление пьес, и он даже сам появляется на сцене, чтобы утихомирить детей, которые выступают актерами». Артамон Матвеев, очевидно, присматривался к датскому резиденту и понемногу вошел с ним в контакт и даже попросил его от имени царя Алексея Михайловича поспособствовать доставке в Россию телескопа — «трубы изобретения Тихо Браге». В Москве всегда ценили такие неформальные услуги и терпеливо рассчитывали свою выгоду.

Контакты с Могенсом Ге, как скоро понял и сам датский резидент, рассматривались Артамоном Матвеевым главным образом в расчете на еще одного возможного союзника в войне с османами. Когда Ге пытался втянуть Матвеева в обсуждение вопроса о начавшейся англо-голландской войне, Матвеев совсем никак не реагировал, отделавшись общими словами: «…за тем наблюдает Господь» (то есть по смыслу: один Господь ведает о том, кто победит в этой войне). Матвеев говорил, «что он желает ради блага христианского мира, чтобы все его силы послужили к ослаблению мощи неверных». Только тогда Ге понял «загадку этого правительства», равнодушно, не вмешиваясь, встречавшего «заграничные новости». И совсем другое дело, когда речь заходила об интересах Русского государства, где, конечно, давно знали о противоречиях Швеции и Дании, но не торопились из-за этого ссориться со шведами, к чему призывал Матвеева Ге. Более того, Матвеев высказывался в присутствии датского резидента, что «русские плюют на шведов и на заключаемые с ними договоры», а однажды проговорился и «отозвался в том же духе об иностранцах вообще», после чего ему пришлось каяться и убеждать Могенса Ге, что это, конечно, не имеет отношения к датскому королю, которого ценили больше других…[312]