Ближний круг

На экстренно собравшемся Политбюро – присутствовал «узкий круг» – которого не было со времен Брежнева и который фактически управлял государством. От «гражданских» – там были Соломенцев и Громыко, генеральный секретарь и министр иностранных дел. От «военных» – Алиеев и Соколов. Первый – так и не утратил своего уникального положения, занимая должность Председателя Президиума Верховного совета СССР и одновременно выступая от органов госбезопасности. Второй – был министром обороны, но однозначной политической позиции не занимал. Склонялся он больше к Алиеву – но он же его и боялся, так как тот был явно замешан в государственном перевороте, случившемся ранее в Москве.

От международного отдела ЦК, который имел влияние и вес не меньше, а то и больше МИДа – присутствовал Борис Пономарев. Секретарь ЦК, опытный международник – практик, среди всего советского руководства он был настроен к Саддаму наиболее негативно.

Министр обороны – только что закончил разговаривать по прямой линии с начальником генерального штаба, маршалом Советского союза Огарковым. Закончив, повернулся к напряженно ждущим членам Политбюро.

– Анатолий Иванович[155] докладывает – у них ничего не происходит, все нормально. Я отдал приказ выяснить, в чем дело.

– Подразделение Альфа уже в воздухе – сказал Алиев – самолеты с ними приземлятся в Баку, и будут там оставаться…

– Мы что, собираемся воевать с Ираком? – сказал Пономарев

– Нет. Но готовиться к экстренной эвакуации посольства, советского дипломатического и советнического персонала мы обязаны.

– Второй Йемен… – сказал Громыко[156]

– А все потому, что работа поставлена плохо! – сказал генеральный секретарь и продолжил, повышая на каждом слове голос – плохо, плохо, плохо! Вы не контролируете ситуацию в дружественных странах, не работаете с местными коммунистами. Вот и получается, что вроде дружественная страна, а начинается…

– В Ираке нет коммунистов, товарищ генеральный секретарь – не сдержавшись, сказал Пономарев

– А где они?

– Расстреляны, товарищ генеральный секретарь. И это результат нашего попустительства, я давно предлагал политически определиться самим и поставить Саддама перед политическим выбором. Саддам не коммунист и никогда им не был.

Сказано было правильно – да что с того толку. Это все длилось еще с конца семидесятых – когда упустили ситуацию в Иране, дали возможность национально-освободительной революции перерасти в революцию клерикально-реакционного типа[157]. Ведь произошедшее в Иране – отнюдь не было предопределено, в стране была сильная коммунистическая партия, которая внесла ничуть не меньший вклад в крушение шахского режима, чем радикалы – исламисты. Были и сопутствующие партии, не коммунистической – но близкой к социалистической ориентации, с которыми можно было вступить в коалицию. Исламисты – по факту окончательно взяли власть лишь в восемьдесят первом, после двух лет партизанской войны уже с антиклерикальными силами, потеряв убитыми и ранеными больше половины тех, кто поддержал их и вошел в высшие эшелоны нового правительства[158]. Все, на что хватило СССР – использовать заготовленные паспорта, чтобы вывезти из страны верхушку ТУДЕ – с низами жестоко расправились, активистов бросали в те же тюрьмы, что и при шахиншахе. и расправлялись с ними те же палачи – только перешедшие на службу аятолл[159]. Почему так произошло? Да по многим причинам. Но сейчас – впервые за очень много лет советское руководство было поставлено перед ситуацией серьезного выбора, тем более – политического выбора. Только что – секретарь ЦК Борис Пономарев поставил на кон свою карьеру, обвинив высший орган управления партией в предательстве интересов коммунизма и сговоре с врагом. Конечно – такие слова не были сказаны – но можно было читать между строк.

И надо было определяться.

– Товарищ Соколов? – слабым от старости голосом сказал Громыко – какие у нас возможности по… военному воздействию на ситуацию?

– В стране находятся наши военные советники – сказал Соколов – товарищи, я бы пока не обострял ситуацию. У нас нет достоверных данных относительно того, что происходит в Ираке. Что касается наших сил – то в Персидском заливе находится наша оперативная эскадра…

Зазвонил звонок. Генеральный секретарь посмотрел на свою батарею аппаратов… ни один не мигал.

– Товарищи, прошу прощения…

Алиев встал и вышел из кабинета. Он единственный из всех членов Политбюро постоянно носил при себе телефон марки Фотон. Размером он был примерно с полторы трубки обычного телефона и выглядел как рация. Сеть пока была развернута в Москве и развертывалась в Ленинграде… как оперативная сеть для работы КГБ СССР. Сам Гейдар Алиевич носил телефон новой системы потому, что поддержкой внедрения новой системы занимался специальный комитет, который возглавлял его сын.

Соломенцев – неодобрительно посмотрел на закрывшуюся дверь – выходить во время заседания было нарушением протокола, но Алиев самочинно присвоил себе это право, объяснив необходимостью постоянно быть на связи и ведением секретных переговоров.