По утрам мои мысли заняты бабушкой и нашими уроками. Это время дня я провожу с Мэйлин. Мысленно я переношусь в свою спальню в Особняке Золотого света. Я ясно вижу подругу перед собой, чувствую запах ее волос и жасминового чая, который мы пили. Нам тринадцать. К ней пришли лунные воды, ко мне – нет. Я слушаю, как она читает, и наблюдаю, как она занимается каллиграфией. Она читает ровным голосом, а ее иероглифы становятся все более совершенными.
По окончании наших тайных уроков мы выходим на улицу к нашему любимому месту – мостику над ручьем в четвертом дворе.
– Там были акробаты и лучники, а еще фокусники и кукловоды, – рассказывает Мэйлин, распахнув глаза от восторга, о празднике в честь сезона цветения вишни в горах над озером Тай, куда они ездили с мамой.
Я задаю свой любимый вопрос:
– Что вы ели?
– Блины с гребешком и мясо на огне. Такая вкуснотища!
– А что еще вы делали?
– Ходили к пагоде.
Я беру подругу за руку и прижимаю к своему сердцу. Мы тихонько переговаривались, слушая журчание воды и ветерок, шелестящий в кронах деревьев.
– Прошло много времени с нашего последнего визита, – наконец говорит она. – Ты готова к порции ужасов?
– Мне никогда не снятся кошмары! – протестую я, хотя ее рассказы распаляют мое воображение.
Она смеется.
– Я просто дразню тебя. – Потом она заводит свою «страшную историю»: – В здании за пределами особняка недалеко отсюда нашли повешенной служанку.
– Слугам живется нелегко, – говорю я. – Наверняка многие стремятся сбежать.
– Так сказал ее хозяин, но слова и поступки могут разниться. Мы с мамой помогли дознавателю провести вскрытие, но перед тем он показал нам свою находку. Если бы служанка покончила с собой, веревка осталась бы на месте, когда тело упало. Но пыль на балке по обе стороны от веревки оказалась стерта.
Я обдумываю эту деталь.
– То есть после смерти ее передвинули, поэтому и пыли нет.
– Правильно! Оказалось, что семья хозяина повесила девушку, чтобы отвлечь внимание от того, что произошло в их доме.
Мэйлин с матерью изучили, были ли глаза жертвы открыты или закрыты, руки сжаты в кулак или разжаты, язык прижат к зубам или высунут изо рта.
– Все это помогло нам определить, действительно ли девушка умерла от самоубийства, задушил ли ее кто‑то или же причина смерти была совершенно иной. Как думаешь, что произошло?
Я снова задумалась…
Я отчетливо помню тот день.
Всякий раз, когда Мэйлин рассказывала мне подобную историю, это делало нас ближе. Наши умы были связаны, хотя мы вели совершенно разный образ жизни. Возможно, бабушка всегда хотела именно этого. Чтобы мой разум раскрылся, покинул пределы Особняка и я научилась использовать Четыре проверки не только для определения медицинских симптомов, но и в прочих сферах жизни – будь то расследование убийства или самоубийства или умение справиться с жизненными сложностями в доме мужа. Я вздыхаю, всем сердцем скучая по подруге. Попробую написать ей еще раз… Я сажусь за стол, обмакиваю кончик кисти в тушь и подношу к бумаге.
Я перечитываю письмо, проверяя, не написала ли незнакомый Мэйлин иероглиф. Далее я пишу бабушке: сообщаю, что здорова – не хочу, чтобы старушка беспокоилась о моем благополучии, и описываю, как я хотела бы лечить Инин, прилагая список ингредиентов, которые прошу прислать мне для отвара, если я права, и несколько трав лично для меня. Травы для меня – это уловка, призванная сбить с толку госпожу Ко, если меня поймают с поличным.