Ближний взгляд.Тексты этих лет

Я подавился проклятым пересушенным скрэблом и долго кашлял. Как сообщил мне Соткин, у Маргариты Павловны давление 385 на 294, и она действительно на сцену выйти не может. Но отменять никак нельзя, поэтому Баронесса, вдова, у которой в шкатулке бриллианты, сегодня будет Барон, вдовец, у которого тоже в шкатулке бриллианты. Немного странно, но режиссер сказал, что ничего, сойдет, надо только немного подправить текст.

— Вот он подправил! — Фима лихо хлопнул рукой по своему экземпляру. — Юрий Иванович сказал, что все сходится. Чего таращишься? Ты мне веришь?

— Если поверю, сойду с ума.

— Сходи с ума.

— Значит, Новавитова точно не будет? С концами?

— Сто процентов.

— А Корецкий куда делся? Сбежал?

— Шутишь? Андрюша Корецкий ждал этой минуты три года. Уже и предположить не мог, но ждал. И дождался. Но я тебе прямо скажу, если так дождаться, то завидовать тут нечему.

— Стоп! Фима! А твою роль кто играет? Сам режиссер, что ли?

— Именно! Юрий Иванович, кто еще, он всю пьесу наизусть знает.

— У него юмора ноль! Должно же быть смешно.

— Ну, так не будет смешно! У меня Садовник был смешной, а у него будет, как банковский служащий, кому это важно?!

И только в этот момент мне шибануло в голову:

— Подожди! А вместо меня кто?

— Женя, тебе ничего не сказали? Никто ничего не сказал? Твою роль вообще вымарали. Юрий Иванович решил, что это непринципиально. Он там почеркал. Ты что, не посмотрел? У тебя же пьеса в руках.

Я со всех сил стиснул зубы и зажмурил глаза.

Мы шли во Дворец, я и Соткин. Соткин махал руками, я держал руки в карманах. Мы шли во Дворец! Елизавета должна быть там, больше ей негде быть. Она во Дворце, и нам надо поговорить немедленно! Это так! Мы оба кипели.

Я завидовал Соткину. Он размахивал руками, потому что у него было конкретное предложение. Я сжимал в карманах кулаки, во мне горело возмущение — и только! Гиря до полу дошла! Повторюсь — Соткин очень хороший комик, просто замечательный. Да, он не медийное лицо, так вышло, но он замечательный артист и любит играть, из любого дерьма делает конфетку. Режиссер ему сказал: с Маргаритой Павловной Кашеваровой дело закрыто, давление на пределе, выручай! Из Баронессы делаем Барона, играть будешь в своем костюме, подобрать другой негде, получишь большую премию. Фима сказал: ладно. Пьесу он взял, но даже заглядывать в нее не стал. Зачем? Сюжет у него на слуху, а слова… — да он и в своей-то роли за сто представлений так и не выучил слова. Что-то приблизительно помнил, что-то из-за кулис подсказывал помреж, но не в словах дело! Он играл междометиями и мимикой, и отлично все получалось, — абсолютная органика и очень смешно.

Теперь надо играть Барона? — говорил Фима Юрию Ивановичу. — Пусть! Дайте мне костюм Барона, я вам сыграю Барона, зал треснет от смеха. Но вы же идете на халтуру — играй Барона в костюме Садовника. Как это? Несолидно! Понимаю, у вас нет костюма Барона и взять негде? Пусть! Так я лучше надену костюм Маргариты Павловны и сыграю Баронессу. Будет смешно. Вы отвечаете за большую премию, я отвечаю за грим. Парик, шляпка с лентой, макияж, — будет дело, а не позориться Бароном в костюме Садовника. Юрий Иванович тогда зажал уши руками и убежал от него. Фима почти смирился, но теперь в разговоре со мной в нем снова взыграл азарт, и надо было уломать Елизавету, в конце концов, решение за ней.

Надеюсь, понятно теперь, почему Соткин шел, размахивая руками?

Теперь обо мне — почему я шел, сжимая кулаки. Наверное, я по природе не актер. Никогда мне не пришло бы в голову то, что пришло в голову Фиме. Никогда не рискнул бы я играть в женском платье, ни в зуб ногой не зная текста. И я завидовал Фиме белой завистью. Поздно я спохватился, но что поделаешь, как он, я не смогу. А жизнь уже на закате, еду с ярмарки. Сказать, что я обижен? Грех так говорить. Звание дали, роли дают, нечасто, но дают, на телевидении постоянно чего-нибудь лудим. Какие обиды? Хотя нет! Именно обида — вот что во мне бурлило. Звание дали? Ну, дали, когда уже неловко было не давать. Я двадцать пять лет в этой труппе, и уже все вокруг Народные, а я никто. Вот и дали, пустили на старости лет на первую ступеньку. Роли дают? Вы читали эти роли? Вы заметили когда-нибудь эти роли? Скажете, что у Фимы то же самое? Так ему и не нужно ролей, он сам на сцене целый театр. Фима — исключение. Мне с ним не равняться. Но и другим тоже! А среди других я, может быть, не лучше, но и не хуже многих. И сегодня, когда авария, катастрофа, когда все друг друга заменяют, я оказался крайним. Именно мою роль — только мою! — вообще выбросили. Значит, меня для них нет? Значит, я не существую? Одна видимость!

Мы шли во Дворец! Во Дворец культуры имени Карпенко-Карого, чтобы иметь окончательный разговор. На часах было четверть двенадцатого. И на фасаде Дворца громадная афиша — издали видать:

Джекоб Фосли

СПРОСИТЕ У КОНРАДА

В роли Конрада

ГЕНА НОВАВИТОВ

3

Мы громко постучали и сразу вошли. Елизавета Трифоновна взметнулась навстречу. Сияла улыбками, но глаза бегали тревожно.