Близкие люди

Идти. Не отвлекаться. И с каждым шагом становится легче, еще немного и он, Святослав, стену сподобится отпустить.

Отпускает.

Открывает дверь. Вываливается в коридор, едва не споткнувшись о порог, но лишь затем, чтобы столкнуться с огромным зверем, чьи глаза пылают алым светом.

Определенно, в соседстве с двуипостасным имеются свои недостатки.

Глава 25

Ниночка точно знала, что нынешний вечер ничем-то хорошим не кончится. И потому ела. Было за ней такое, еще с детства, что волнения всякие Ниночка легче переносила с едой вместе.

Еды хватало.

Волнений…

Громко, неестественно засмеялась Аннушка, позволяя Путятину себя приобнять, а потом вдруг наклонилась, впилась губами в губы, не позволяя несчастному отпрянуть, и выпила его до дна. Ниночка едва бутербродом не подавилась. Нет, ведьмы многое себе позволяли, особенно, когда никто-то не видел, но вот так взять и выпить человека…

Тетушка определенно не обрадуется.

Советская ведьма должна быть образцом сдержанности, а не вот это вот.

Лишенное души тело еще продержалось несколько мгновений, которых Аннушке хватило, чтобы его оттолкнуть. И она, улыбаясь во весь рот, приоткрытый, черный, словно пасть зверя, повернулась к Ниночке.

– Страшно? – спросила сиплым шепотом.

А Ниночка новый бутерброд цапнула, точно от волнения. И подумала, что с этою привычкой надо что-то да делать, волнений в жизни хватает, на каждое бутербродов не напасешься.

– Дура, – Аннушка вытерла рот тыльной стороной ладони, размазав помаду. – Тебе так повезло с родней, а ты… дура.

– Сама такая, – обиделась Ниночка, покосившись на тело, которое лежало тихонько, как и подобает мертвецу.

Надо было что-то сделать.

Но что?

Она, Ниночка, пусть и значится ведьмой, но исключительно в собственных мечтах. А реальность такова, что силенок у нее – пара капель, умений пока никаких, да еще и опыта нет. Аннушка же оглянулась, выбирая из мужчин того, кто станет следующим.

– Что она… творит? – с каким-то удивлением поинтересовалась Тонечка.

– Убивает, – ответила ей Калерия.

Следующим стал Чуднов, державший ведьму за руку. Он так и не понял, что произошло. Сидел, смотрел, улыбался преглупо. И так, с улыбкой, умер.

Наверное, нужно было закричать.

Позвать на помощь.

Но вместо этого Ниночка просто подняла блюдо с бутербродами и швырнула в тварь… блюдо не долетело.

– Надо же, – Аннушка взмахом руки пустила воздушную волну, расколовшую и блюдо, и стол. – Ты серьезно это? Что ж…

Она позволила телу упасть.

И засмеялась, правда, смех тотчас оборвался, а бледные руки взметнулись над головой. Ниночка видела, как пальцы коснулись друг друга, и прикосновение это легчайшее отозвалось в висках глухой болью. А потом… потом воздух вдруг сделался густым.

Как варенье.

Или стекло?

Полупрозрачная смола, которая плавится в пальцах старой ведьмы, меняясь, капля за каплей стекая в форму, чтобы, застыв, навсегда запечатать в себе бабочку.

– Жаль, что ты ему нужна. Хотя, конечно, силенок в тебе капля, – Аннушка огляделась. Ткнула пальцем в застывшего рядом человека, который от тычка этого не шелохнулся. – Все ему нужны… сил потребуется много. Жертв тоже.

Она переступила через лежащего человека.

Улыбнулась премило. Поправила волосы.

Ниночка слышала, как бьется ее сердце. И ничего не могла сделать. Это чувство беспомощности оглушало, возвращало во времена, когда она, Ниночка, была слабой.

…хруст стекла под ногой.

Смешок.

И боль пощечины.

– Смотри на меня, – Аннушкины пальцы впились в подбородок. – Смотри. А я буду смотреть на тебя.

Она же совершенно безумна!

С ведьмами случается, когда сила берет верх над человеческой сутью. И теперь Ниночка понимает, почему ведьм боялись.

Потому что бояться безумцев логично.

Ее отпустили. И обошли стол по кругу. Аннушка останавливалась у каждого человека, заглядывая в глаза, выискивая что-то понятное лишь ей одной.

– Раз, два, три, четыре, пять… должно хватить. С запасом… но время еще есть, – она бросила взгляд на часы и улыбнулась той самой счастливой улыбкой, которая окончательно убедила Ниночку в полном безумии происходящего.

И Ниночка закрыла глаза.

Она бы спряталась, как пряталась в детстве, когда нетрезвый отец приходил домой и начинал кричать, а мать терялась от крика, слабела, принималась метаться по дому…

…это в прошлом.

И матери не стало. Отец… его тоже нет. Для Ниночки. А что есть? Она есть. Живая пока. И хотелось бы живою остаться. И значит, надо… думать.

Делать.

Успокоиться.

Тишина… что-то такое она читала или слышала… нет, не вспомнить. Да и… если бы вспомнила, что толку. Но… наставница, та самая некрасивая нелюдимая ведьма, которая чувствовала себя счастливой, кажется, только в лаборатории, приговаривала, что ведьме важна не сила, но умение слышать мир.

Ниночка…

Слушает.

Тишину.

Вязкую, тяжелую, оглушающую. Слушает старательно, пытаясь различить оттенки, нащупать то, слабое место, которое позволит… именно поэтому она первой и слышит, как уходит Аннушка.

Куда?

Не важно. Пускай.

А потом приотворяется дверь, пропуская человека… не человека. Теперь в тишине его инаковость видна и даже странно, почему Ниночка раньше не видела.

Не замечала.