Близкие

            Костику едва тридцать. Он отличный оператор и хорошо зарабатывает. Когда-то они начинали вдвоем с нуля, а теперь его постоянно сманивают из «Часа откровенности» в фестивальные арт-хаусы. Теперь он в моде. И не хочется его видеть расклеенным, неловким, жалким.

            Денис поднимает пояс.

– Ты где был сегодня?

– Да я только утром… и спать сразу… а тут ты.

– Я следить за тобой буду.

– Да ладно! – Костик взъерошивает и без того торчащие волосы. – Я в норме. Так ты… ко мне спецом ехал?

            Денис молчит. Сворачивает пояс в кольцо.

– Пойду умоюсь, – решает Костик.

            Льется вода. В душевой кабинке идет дождь. И Костик напевает что-то.

– Придурок! – Денис отшвыривает пояс. – Или перестать ему деньги платить?

2. ЕЩЕ НЕМНОГО ТАБЛЕТОК.

– Я тебе деньги платить перестану!

            Костик вытирает мокрую голову.  

– Да я в норме, говорю же тебе. А что за интервью было? Почему я ничего не знаю?

            Денису это нравится. Нравится, когда его оператор, фактически штатный сотрудник его частного предприятия, ведет себя как его начальник. Когда-то просто столкнулись на местном канале, а теперь без Костика сложно представить мир телевидения и мир вообще. В нем именно та степень пофигизма, которая не дает Денису утонуть в самокопании.

– Интервью для «Гавана Лайм».

– Что это такое? Что за лайм? Лимон? Дикие кубинские лимоны?

– Виктории Ветвицкой журнал.

– Ветвицкого жены? А, понял. Знаешь ее?

– Знаю, конечно. Она просила. Этот номер – февральский, ко Дню Влюбленных, а я – лицо всех влюбленных.

– Мрачная такая рожа. У влюбленных.

            Денис мотает головой. 

– У меня есть отличная фотосессия. Я им вышлю.

– Та, что Иван делал? Я ее видел?

– После той уже две других было.

            Костик бросает мокрое полотенце на пол.

– Ну, ты не телка симпотная, чтобы я твои фотосессии отслеживал, не модель…

– Конечно. Просто мы раньше… ты как бы. И мы вместе…

– Отлично, Босс.

            Снова мир, собранный из кривых пазлов, рассыпается на части и хрустит под ногами. Не складывается головоломка.

            Костик пытается прийти в адекват и реагировать, но заметно, что раздражен.

– Может, доктора? – спрашивает Денис.

– Потому что я не хочу говорить о фотосессии? Или, думаешь, доктор захочет?

            Сейчас перерыв в съемках. С Нового года тянется этот перерыв и продлится до марта. А на март уже есть ряд договоренностей, и нужно входить в ритм, работать, стараться. Приглашали в прямой эфир – аналитиком, но он не политолог, да и привычки к работе в прямом эфире нет. А упор там именно на политику. Нет, лучше делать то, что получается, что устоялось, пока передачу покупают.

            И не в том дело, что нельзя найти хорошего оператора, если Костик уйдет из программы. Просто они вместе… радовались первому успеху, вместе поднимали «Час откровенности». Вместе стали независимыми от чужого мнения, а теперь – и от мнения друг друга.

            Костик не видится ни с бывшей женой, ни с сыном. Знать о них ничего не желает. И сын для него тоже стал бывшим. У него новая жизнь – отличная квартира в центре, новая «мицу», клубы, тусовка. Из его окон видна центральная площадь – самая центральная.

            Денис идет к двери, толкает. Но полосатый пояс тянется за ним, обвивает ноги. Тяжело выйти.

            В авто набирает его номер.

– Ну, прости.

– Ты дурак какой-то! – бросает Костик. – Напридумывал чего-то. Вернись – мате выпьем.

            Костик уже брюки и рубаху натянул.

– Мы с марта снова в обычном режиме. Сначала Мила Лебедева придет, потом сектант этот чертов, Рубакин, – говорит Денис о работе.

– Певички и сектанты – неплохо для разогрева, – соглашается Костик, наливая мате в обычные чайные чашки. – Тут мне какой-то экстра-освежающий вкус обещали.

            Денис смотрит недоверчиво.

– Мне кажется, многое прошло. Свежесть прошла точно. Сегодня та девчонка так смотрела на меня – как на звезду и как на монстра, на паука с десятью огромными мохнатыми лапами… на чудовище. Мне жаль, что я тогда еще не женился на какой-нибудь пионервожатой, сейчас сказал бы: «У меня все было, моему сыну восемнадцать». А у меня ничего не было, а я уже чудовище…

– Ты мачо, не путай. Медийная персона. Просто живешь невесело.

– Может.

– А мы вчера со Стефаном взяли по две дозы. Потом он еще коньяку выпил и говорит: «СПИД у меня. Не просто вирус – уже четвертая стадия. Я ничего такого не подозревал. Просто как-то неважно себя чувствовал». И у меня сердце – в горле колотится, думаю, хоть бы не выплюнуть. Говорю: «Нормально, это нормально. Еще немного таблеток. Кроме тех, которые ты и так глотаешь. Еще немного презервативов». И он мне: «Думаешь, мне это нужно?» А сам даже не знает, от кого и откуда.

            Денис молчит.

– И я потом еще добавил, а пришел домой и плакал, веришь? Не из-за него, черт с ним, а просто развезло… это все…

– А ты… не будешь проверяться… на всякий случай?

– Ты обалдел? Я причем к Стефану?

            Тягучая тишина. Мате пахнет пылью чужих дорог.

– Мы выживем. Мы же монстры, – уверяет Костик. – Хотя, наверное, ты прав – надо анализы сдать. Чашки там, стаканы… херня эта вся. А ты говоришь «свежесть». Где та свежесть?

– Ничего, вот снова за работу…

– Ты на его последнем спектакле был?