Аллен снова принялся покачивать ногой, словно его только что не обругали, а похвалили, и еще шире разулыбался, обаятельный паршивец. И снова начал задевать Тики ногой, все распаляя и распаляя его, уже не представляющего, как вообще доживет до конца трапезы. Как вариант — можно сбежать пораньше, но тогда сложнее будет выследить, когда Уолкер отправится к себе в комнату, чтобы застать его там в одиночестве и хорошенько поиметь.
Но перетерпи, Тики, перетерпи эту очередную провокацию, и пребудет к тебе счастье.
Мальчишка отстранился от Графа, продолжая улыбаться этой заискивающей улыбкой, такой соблазнительной и такой непривычной (заставляющей вспоминать о том, как он сидел на коленях Адама и… и… и… распутствовал), и, хитро сверкая глазами, перевёл взгляд на книгу.
— О, а я думаю, что игра определённо стоит свеч, — довольно проговорил Уолкер и лукаво посмотрел в сторону Графа. — Теория-то великолепна, — глухо хохотнул он, качая головой, и Адам вдруг задумчиво скривил губы, отчего мальчишка тут же напряжённо подобрался, не переставая, однако размеренно поглаживать Тики по ноге.
— Напомнить, чем обернулась твоя последняя теория? — опасливо предложил Адам таким тоном, будто боялся поднимать эту тему, но считал, что это необходимо.
И для самого Аллена — в первую очередь.
Вполне возможно, что эту тему они уже обсуждали, только вот мальчишка явно отвечать не желал, отчего Граф и решил поставить вопрос перед Семьёй, где Уолкер просто не смог бы не отреагировать.
Однако мальчишка замер лишь на кратчайшее мгновение и тут же расплылся в резиновой фальшивой улыбке.
— Не волнуйся, в этот раз я не уничтожу твой Ковчег, — ласково пообещал он, прикрыв глаза, и голос его звенел от напряжения. Тики присмотрелся — и увидел, как с плеч его сыпется почти незаметная чёрная крошка. А ещё поглаживания стали вдруг такими тягучими-тягучими, будто он пытался успокоиться и отрешиться от происходящего.
— Я про Семью, Аллен, — серьёзно произнёс Граф, и за столом повисло молчание (хотя до этого все не обращали внимания на диалог Адама с мальчишкой).
— Не моя вина, что один полоумный Ной порешил их моей Чистой Силой, — прошипел Уолкер, сузив глаза, и сжал челюсти. — Я не собираюсь расставаться с этой рукой лишь потому, что ты боишься повторения истории, — отчеканил он, смотря прямо в глаза Адама, который глядел на него в ответ с напряжённым спокойствием. Словно прекрасно знал, что именно в это русло повернёт разговор. — Не после того, с каким трудом я присобачил ее к себе. Кто ж знал, что твоему идиоту-брату взбредёт в голову идея оторвать её, — ядовито ухмыльнулся Аллен и резко встал из-за стола. — Спасибо, приятного вечера, — холодно проговорил он и поспешно вышел из залы, роняя с плеч чёрные капли Тёмной Материи, таявшей даже не долетая до пола.
Тики едва слышно хмыкнул, наблюдая за тем, как он исчезает за дверью, и прикусил изнутри губу. Итак, осталось совсем недолго. Еще минут сорок — и можно уже идти в комнату к этому заносчивому паршивцу и наказывать его по всем правилам Удовольствия Ноя.
Правда, насладиться своим ликованием по поводу того, что ужин скоро явно подойдет для него к концу, Тики не удалось. Лицо Графа стало таким виноватым и обиженным одновременно — словно неправы были оба — что мужчину даже затошнило слегка, как и всегда в такие моменты. Адам был отличным стариком, даже несмотря на свои замашки с фальшивыми улыбочками и всем прочим, и зла Микку он никогда не делал и не желал, поэтому видеть его в таком состоянии было… неприятно.
Отчасти именно поэтому, съев большой кусок торта и отказавшись от чая, который традиционно заменил спиртным (алкоголь сгорал из-за могучего обмена веществ Ноя, оставляя только послевкусие и легкую эйфорию), Третий апостол вскоре поднялся из-за стола и, не дожидаясь, пока Роад доест и снова полезет к нему с домашкой (теперь-то уж сам бог велел — он же «взялся за ум»), вежливо откланялся.
Для начала, здраво рассудив, что уж этой ночью Малыш точно от него никуда не денется, мужчина отправился в свою комнату. Он ужасно хотел избавиться от слишком узкого ему в плечах пиджака из тех, что Шерил желал видеть на нем каждый семейный ужин, а еще требовалось захватить с собой пузырек с маслом. В конце концов, Тики хотел получать удовольствие, а не слушать полные боли стоны Уолкера. А раз так — стоило позаботиться о них обоих.
С этим Микк добрался до своих апартаментов, скинул ненавистный пиджак, оставшись в одной рубашке, и нашел в ящике прикроватной тумбочки нужный ему флакончик.
Покатав его на ладони и устремив на секунду взгляд в потолок, Тики мечтательно прикрыл глаза и широко ухмыльнулся.
Вот теперь… теперь можно было отправляться в гости.
***
В комнате у Уолкера было темно — даже настольная лампа не горела, и Тики, на самом деле, обрадовался этому факту, потому что сможет добраться до постели одного паршивца явно незамеченным.