Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник

– О ней? Она меня сторонилась. Я стараюсь быть приветливым с людьми… но с местными это тяжело. В первый раз, когда я увидел ее, она хотела угостить меня чаем, но затем передумала. Наверное, из-за Косячка. Ты ей не приглянулся, верно, Косячок? – Косячок зарычал, с нижней челюсти у него полилась слюна. Радиатор задрожал. – Она редко здесь появляется, постоянно бродит по улицам и собирает всякий хлам. Я однажды заметил ее на берегу реки во время отлива: она ковырялась в грязи.

– Вы когда-нибудь видели ее с кем-то еще?

Он покачал головой.

– Я даже почти не слышал, как она разговаривает.

– Люди, пользовавшиеся комнатой мистера Метески, когда-нибудь заходили в остальную часть дома?

– Я знаю, на что вы намекаете.

– Тогда отвечайте на вопрос.

– Нет. Не заходили.

– А в комнату Дойс?

– Она держалась особняком. Очень грустная дамочка, если хотите знать мое мнение. Иначе почему она в результате оказалась в такой дыре? Вы бы не остались здесь, если бы вам было куда идти, верно ведь? Правда, у меня есть собака, да, Косячок? Мы друг друга развлекаем.

Из бочкообразной груди Косячка вырвался дикий рык, и Карлссон увидел белки его закатившихся глаз.

Фрида поднялась на мост Блэкфрайерз, остановилась посредине, посмотрела на запад, на «Лондонский глаз» и Биг-Бен, затем на восток, на гладкий купол Собора святого Павла, – все мерцало и растворялось в падающем снеге, который, попав на тротуар, тут же превращался в слякоть. Затем она стремительно двинулась дальше, пытаясь отбросить чувство страха и уныния, даже не притормозила на Смитфилдском рынке или на Сент-Джон-стрит и наконец добралась до Ислингтона. И вот уже она стоит перед домом Оливии и Хлои, явившись за пять минут до начала урока по химии с племянницей. Она постучала и услышала топот ног. За последние несколько месяцев Хлоя выросла и похудела. Ее коротко обрезанные волосы торчали пучками разных размеров, и Фрида спрашивала себя, уж не сама ли Хлоя себя постригла. Вокруг глаз у нее были черные круги от размазавшегося карандаша, а в носу новый пирсинг. На шее красовался уже побледневший засос.

– Слава богу, ты пришла! – подчеркнуто трагично воскликнула Хлоя.

– А что случилось?

– Мама в кухне. С мужчиной.

– Разве это трагедия?

– Она нашла его в Интернете.

– И что в этом такого?

– Я думала, что уж ты-то примешь мою сторону!

– Я не знала, что есть какие-то стороны.

– Фрида, я не твой пациент.

Фрида вытерла ноги о коврик и повесила пальто на крючок. Затем вошла в дикий беспорядок гостиной и огляделась, ища, где бы сесть.

– Химия? – предложила она.

Хлоя закатила глаза.

– Сегодня пятница. А на что же еще можно тратить мою чертову жизнь?

Снег снова превратился в дождь. Он шел всю оставшуюся часть дня и всю ночь, да такой сильный, что по дорогам бежали потоки воды, а лужи в парках, сначала небольшие, расползались и сливались в единое целое. Ливневки переполнились. Проезжающие машины поднимали высокие арки грязных брызг. Вода в каналах пузырилась. Оказавшись на улице, люди перебегали от одного магазина к другому, прикрываясь совершенно бесполезными зонтиками. Пропитанный влагой мир сжался. Из-за потоков ледяного проливного дождя было почти невозможно рассмотреть противоположную сторону улицы или вершину дерева. Вода в Темзе потемнела и поднялась. Дождь шел весь вечер и всю ночь. В отдельных домах и в квартирах, по одному или парами, люди лежали в постелях и слушали стук дождя по окнам. Ветер прорывался через деревья, и крышки мусорных ящиков на улице дребезжали в кромешной темноте.

На маленькой дороге в Попларе, идущей между заколоченными зданиями до самой реки Ли, затопило ливнесток. В начале четвертого утра крышку ливнестока сорвало. Приблизительно десять минут спустя на поверхность поднялся клок волос. Внизу что-то слабо мерцало.

Но только в восемь двадцать пять утра, когда ливень утих, сменившись ледяной изморосью, подросток, выведший свою собаку на прогулку, наткнулся на остатки тела, явно принадлежавшего человеку. Вне всякого сомнения, женщине.