– Ты была капризной девчонкой? – Ее лицо неожиданно расплылось в непристойной усмешке. – Да? Мочила штанишки. Кусалась. Капризуля!
– А Джоанна была капризной? – уточнила Фрида. – Джун, расскажите нам о Джоанне.
– Я хочу чаю.
– Она кусала Дина? – Пауза. – Он ее убил?
– Мой чай. Три ложечки сахара.
Лицо миссис Рив сморщилось, словно она вот-вот расплачется.
– Куда вы отвезли Джоанну? Где она похоронена?
– Что я здесь делаю?
– Он убил ее сразу или где-то спрятал?
– Я завернула его в полотенце, – воинственно заявила старуха. – Кто-то наверняка нашел его и взял себе. Кто ты такая, чтобы судить меня?
– Она говорит об Алане, – спокойно объяснила Фрида Карлссону. – Его нашли, завернутого в тряпку, в небольшом парке, в спальном районе.
– Да кто вы вообще такие? Я вас сюда не приглашала. Каждый должен заниматься своим делом. И сидеть тише воды ниже травы.
– Где тело?
– Хочу чаю, хочу чаю! – Она кричала все громче и громче. – Чай!
– Ваш сын, Дин…
– Нет.
– Дин где-то спрятал Джоанну.
– Я вам ничего не скажу. Он позаботится обо мне. Ясно вам, журналюги? Чертовы шакалы! Гиены проклятые!
В дверях появилась Дейзи.
– Она расстроена. Теперь вам из нее точно ничего не выжать.
– Вы правы. – Фрида встала. – Мы оставим ее в покое.
Они вышли из комнаты и направились по коридору к вестибюлю.
– Она когда-нибудь говорила о девочке по имени Джоанна? – спросил Карлссон.
– Она очень скрытная, – ответила Дейзи. – Чаще всего просто сидит у себя в комнате. Практически не разговаривает, разве что пожаловаться захочет. – Она поморщилась. – Уж это она умеет!
– Вам ни разу не показалось, что ее терзает чувство вины?
– Ее? Она только сердится. Чувствует себя обиженной.
– По какому поводу?
– Ну вы же слышали. Что к ней все лезут.
Даже когда они оказались в вестибюле, Карлссон не проронил ни слова.
– Ну? – не выдержала Фрида.
– Что «ну»? – горько переспросил Карлссон. – У меня есть женщина, пытающаяся восстановить в памяти лицо человека, которое не могла вспомнить на протяжении двадцати двух лет. У меня есть однояйцевый близнец, страдающий кошмарами и странными фантазиями, а теперь у меня есть женщина с синдромом Альцгеймера, болтающая о лимонном шербете.
– В том, что она говорила, есть рациональное зерно. Отдельные кусочки мозаики.
Карлссон с такой силой распахнул входную дверь, что она громко хлопнула о стену.
– Кусочки! О да! Отрывки всякой ерунды, тени воспоминаний, странные совпадения, неприятные ощущения, идиотские предчувствия. Вот и все, к чему сводится это чертово дело. Оно может угробить мою карьеру, как это случилось с детективом, который двадцать два года назад вел дело Джоанны.
Они вышли на улицу и остановились.
– Утро доброе, – вежливо поздоровался Дин Рив.
Он был гладко выбрит, волосы аккуратно убраны от лица. И он улыбался им – вполне миролюбиво, но воспринималась его улыбка как вызов.
У Фриды пропал дар речи. Карлссон только коротко кивнул.
– Как чувствует себя моя мама? – Он приподнял бумажный пакет с проступившими пятнами жира. – Я принес ей пончики. Она любит есть пончики по воскресеньям. Аппетит – единственное, что осталось от прежней мамы.
– До свидания, – хрипло попрощался Карлссон.
– Я уверен, что мы очень скоро снова встретимся, – вежливо ответил Дин. – Так или иначе.
И, проходя мимо, подмигнул Фриде.
Глава 33
Только пробило десять. Фрида сидела в своем кабинете, одна. Она посмотрела на часы. Алан опаздывал. Но что в этом удивительного? После того как он узнал много нового о себе и о том, как она втерлась к нему в доверие, а потом обманула, – неужели она действительно ожидала, что он придет на сеанс? Один врач наплевал на его проблемы, другой – обманул. Как он теперь поступит? Возможно, просто разочаруется в психотерапии. Это было бы логично. Или подаст официальную жалобу. Снова. И все может закончиться куда как хуже. Фрида думала об этом, но поняла, что не стоит всерьез рассматривать такую возможность; все выяснится само собой, только чуть позже. Всю долгую ночь, час за часом, она провела без сна. В обычной ситуации она бы встала, оделась, вышла на улицу и бродила по безлюдному городу; но в этот раз просто лежала в постели и прокручивала в памяти, что ей сказал Карлссон. Он был прав. Она выставила на всеобщее обозрение сны и обрывки воспоминаний, или образы, похожие на воспоминания, совпадения. Ведь именно это она и делала, в этом заключалась ее работа: вытаскивать наружу то, что происходило в головах пациентов; то, что приносило им ощущение счастья или несчастья или пугало их; связи, которые они сами выстраивали между отдельными событиями и которые могли провести их через хаос и страх.