Близнецы на вкус и ощупь (СИ)

В мозгу Фреда зажглась горячая свеча. На секунду ослепнув от видения, он потряс головой, приводя в движение рыжие пряди, но чувство и не думало исчезать. Гул людного коридора замолк, словно улетев под потолок. Сердце ускорилось, потребовав нового кислорода в кровь. Высвободившись из расслабленных пальцев, папка с конспектами сегодняшних лекций полетела вниз и осталась лежать на сером полу. Налево, вправо, обогнув статую, прочь от двери маггловедения, через пролёт, сквозь арку несли его ноги в чёрных кедах наугад.

Внезапно остановившись, не имея на то причины и едва не потеряв равновесие, он поднял глаза. До боли необходимое зеркальное отражение улыбалось Фреду с вершины парадной лестницы.

— Поможешь мне перетащить барахло назад? — разнеслось эхо по мраморному туннелю.

Старший кинулся наверх, перескакивая ступеньки по три, боясь, что мираж пустится наутёк, как только он его достигнет, но Джордж замер на месте, следя за бегущей фигурой и ощущая, как с каждым метром приближения ему становится спокойнее и теплее даже до того, как было произнесено хоть одно слово в ответ.

Уизли столкнулись грудными клетками, принимая друг друга в мощные объятия. Перекрестились руки, сжимающиеся на лопатках, ерошащие волосы, и всё стало правильным в одно мгновение.

— Джорджи, — прошептал Фред, не в состоянии извлечь громких звуков из севших от волнения связок.

Словно ключ попал в пазы, и замок расцепился в его груди: брат снова вошёл в периметр его мира, оживив мёртвую землю покорёженной души живительным дождём.

Джордж, разомкнув объятия, прикрыл лицо рукой, смущаясь от эмоций, проступавших на нём. Маятник нервозной дёрганности от разыгравшихся чувств в теле замедлял свой мах, пока не остановился полностью, освобождая сжатые лёгкие и сведённые мышцы пресса. Всё его тело стало мягким, текучим. Он — маленький бунтующий кусочек паззла, случайно затерявшийся под ковром. И, возвратившись, сделавший незаконченную картину идеальной.

Навсегда? Навсегда. Аура Фреда впустила блудного близнеца, как дом, в котором его всегда ждали, оставляя на ночь горящим камин в надежде на возвращение. Джордж знал, что тот никогда ни за что его не бросит, даже перед лицом конца света, как в десять лет, когда тот, оттеснив младшего, оборонял его от змеи на заднем дворе Норы. Не зная, как точно действовать, но выбирая в случае атаки жертвовать собой.

Стыд за собственную глупость готов был проступить влагой меж ресниц, когда Джорджи, избавленный, наконец, от любовного помешательства, вспомнил, что наговорил Фредди в стеллажной. Да и позже, уйдя без оглядки после того, как брат девять часов просидел с ним на поле, готовый кинуться на помощь при первом же зове.

Фред снова притянул Джорджа к себе, наклоняя голову к плечу, позволив тому скрыть лицо.

— Я знаю, знаю…

***

Братья зашли в спальню, словно пастухи вереницы левитирующих позади их спин Джорджевых вещей.

— Разорви меня горгулья! — подскочил Ли Джордан со своего стула. Черная мятая голова больного, и поэтому проводившего время под одеялом, Дина высунулась из-под лебяжьего пуха в полном смятении.

— Теперь-то можно узнать, что произошло? — Ли кинулся к Джорджу, чтобы приветственно опустить на его спину несколько дружественных шлепков.

— Нет, — отрезал Фред. — Мы будем жить, словно ничего не было.

Джордж удовлетворённо кивнул, направляя палочкой воздушный паровоз из вещей на терпеливо ожидавшую его назад кровать. Атмосфера родного места способна излечивать не хуже настоящих лекарств, и красивая улыбка, делавшая Джорджа непривычно милым, никак не хотела покидать лицо.

Скоро они с братом и вовсе переберутся домой, чтобы провести лето среди других Уизли, а седьмая спальня, после генеральной уборки полчищем домовиков, будет ждать их в следующем году. В выдвижном ящике Фреда уголок к уголку будут лежать книги и пергаменты, а вместилище Джорджа, усыпанное яблочными чипсами, перьями и забытыми девчонками браслетами, законсервирует на три месяца всю сущность младшего, чтобы затем быть вывернутым, как каждые 365 дней, в мусорное ведро и начать наполняться по новой.

Джорджи видел, слышал, ощущал себя наконец-то в той же гамме чувств, что и все прочие. Обещанные книгой Гермионы волны стихли после воссоединения с братом, тело привыкло к новой реальности, приняв её, как улучшенную версию жизни, пропуская Джорджа в негу радости от мелочей. Сатин простыней теперь будет скользить, словно чья-то нежная рука, по коже. Хруст перьев в подушке напоминать скрип снега под ногами на прогулке по Косому переулку в тишине ночи, когда все лавки уже закрылись. Как давно он так не гулял… Почему?

Родинка на щеке Фреда, теперь всегда так отчётливо видимая, напоминала Джорджу, что, в отличие от всех остальных, этот человек рос рядом с ним ещё до того, как их обоих увидел мир. И, Мерлин, как же хотелось домой, чтобы прожить заново три потерянных года ощущений: мамин пирог из груш, папину лампадку из маггловского магазина и собственный фейерверк, на чью пороховую вонь постоянно жаловалась Джинни.