– Погоди! Постой! Но это же черт знает что! Они же пока не предъявили нам обвинения!
– И я единственный, кому это на руку. Ты же не упоминал моего имени там, в Сайгоне?
– Конечно, нет. Я лишь сказал, что у нас есть свой человек.
– А им больше ничего и не надо. Они меня вычислят!
– Но как?
– Масса способов. Возьмут регистрационные журналы и сверят отметки о моих приходах-уходах с твоими отметками – это первое, что приходит на ум. Что-то там произошло. Кто-то нас провалил. – Взгляд Грина блуждал.
Эндрю дышал ровно, спокойно глядя на капитана.
– Нет, не там, – сказал он мягко. – Здесь. Вечером в среду.
Грин вскинул голову.
– А что вечером в среду?
– Этот черномазый адвокат Невинс. Ты, идиот несчастный, подстроил его убийство. Мой брат обвинил меня! Обвинил нас! Он поверил мне, потому что я сам так думал. Это было слишком глупо! – Майор говорил яростным шепотом. Только так он удержался, чтобы не наброситься на собеседника.
Грин ответил тихо и надменно:
– Вывод правильный, но исходные посылки неверны. Что я подстроил – да, так я заполучил чемоданчик этого гада, где лежала «телега» на нас. Но цепочка была столь длинной, что исполнители даже и не подозревают о моем существовании. И чтобы тебе уж все было известно, скажу, что сегодня их поймали в Западной Вирджинии. Они просто отмывали деньги, принадлежащие некой компании, которая давно уже в розыске, – их ищут за мошенничество. Мы тут ни при чем… Нет, Фонтин, дело не во мне. Что бы там ни было, мы погорели во Вьетнаме. И, я полагаю, провалил все ты.
Эндрю замотал головой:
– Это невозможно. Я все сделал…
– Перестань. Не будем терять время. Мне это уже безразлично, потому что я выхожу из игры. В камере хранения аэропорта Далласа стоит мой чемодан, а в кармане у меня билет до Тель-Авива – в один конец. Но я окажу тебе последнюю услугу. Когда все провалилось, я позвонил приятелям в Генеральную инспекцию – они мне кое-чем обязаны. Так вот, этот рапорт Барстоу, из-за которого мы в штаны наложили, не самое главное.
– Что ты хочешь сказать?
– Помнишь запрос о тебе из конгресса? Грек, о котором ты слыхом не слыхивал…
– Дакакос?
– Верно. Теодор Дакакос. В Генинспекции это называется «проба Дакакоса». Это он. Никто не знает, каким образом, но именно этот грек получал все данные о деятельности «Зоркого корпуса». И он переправлял каждую бумажку в Генинспекцию.
«Теодор Дакакос, – подумал Эндрю. – Теодор Дакакос, сын грека-машиниста, убитого тридцать лет назад на миланской сортировочной станции монахом, который приходился ему братом».
Сколько отважных людей предпринимало попытку завладеть ларцом из Константинополя! Майор вдруг совершенно успокоился.
– Спасибо за информацию, – сказал он.
Грин помахал в воздухе атташе-кейсом.
– Кстати, я съездил в Балтимор.
– Балтиморские сведения – одни из самых ценных, – сказал Фонтин.
– Там, куда я направляюсь, может понадобиться наше «железо».[17] Эти бумажки помогут мне переправить кое-что из Вьетнама в долину Негев.
– Вполне вероятно.
Грин поколебался, прежде чем спросить:
– Не хочешь со мной? Мы тебя можем спрятать. Это лучший для тебя выход.
– У меня есть выход еще лучше.
– Перестань себя обманывать, Фонтин! Воспользуйся своими знаменитыми деньжатами и сваливай отсюда побыстрее. Купи себе убежище. Твое дело кончено.
– Ошибаешься. Только начинается.
Глава 25
Июньская гроза еще больше замедлила движение транспорта на улицах Вашингтона. Это был один из тех потопов без единого просвета, когда пешеходы передвигаются бросками: подъезд – навес – подъезд. А автомобильные «дворники» не справляются с пеленой воды, застилающей лобовое стекло.
Эдриен сидел на заднем сиденье такси и размышлял о троих людях. Барбара. Дакакос. Брат.
Барбара в Бостоне, возможно, сидит сейчас в библиотечном архиве и ищет интересующие его сведения – сведения чрезвычайной важности об уничтожении свитков, опровергающих догмат филиокве. Если эти документы находились в старинном ларце и существует несомненное доказательство их уничтожения – значит ли это, что ларец был обнаружен? Если А равняется Б, а Б равняется В, значит, А равняется В. Или равнялось.
Теодор Дакакос, неутомимый Аннаксас, наверное, прочесывает все чикагские отели и адвокатские конторы в поисках Эдриена Фонтина. А что ему остается делать? Служебная командировка в Чикаго – тут нет ничего невероятного. Эдриену только того и надо: отвлечь грека. Сейчас он поднимется к себе в номер, возьмет паспорт и позвонит Эндрю. И они вылетят из Вашингтона, обведя Дакакоса вокруг пальца. Этот Дакакос, по всей видимости, пытается помешать им. А это означает, что он знает о плане отца. Догадаться было несложно. Старик вернулся из Италии, жить ему уже осталось недолго. И он вызвал обоих сыновей.
Эдриен беспокоился. Где брат? Он звонил Эндрю домой весь вечер. Эдриену не нравилось – и сама мысль была ему неприятна, – что брат лучше него подготовлен к поединку с Дакакосом. Удар – контрудар… Из этих тактических хитростей состоит вся его жизнь. Это тебе не тезис – антитезис…
– Въезд в гараж, – объявил таксист. – Прибыли.