– Что значит «на самом деле», Диляр? – смотрю на нее хмурым взглядом. – Ты в чем-то меня подозреваешь? Или хочешь что-то рассказать? Чем тебя не удовлетворил мой ответ о лагере?
– Это странно, Арслан, все это странно… – только и может вымолвить жена. – Где ее мать? Когда она приедет?
– Она не войдет в этом дом, я позабочусь. Обещаю тебе. Охрана предупреждена. Она не сможет забрать нашу дочку, – делаю упор на этом слове и вспоминаю, как дикой волчицей, бьющейся за своего детеныша, боролась за Альбину ее приемная мать. Даже сейчас, в совершенно неприемлемой для этого обстановке, по телу проносится жар. Белобрысая зараза крепко засела в мозгах и не покидает мыслей.
А вот Диляра будто бы равнодушна к девочкам, больше озабочена формальностями и безопасностью. Даже не обняла дочку, та тоже не проявляет особых эмоций по поводу того, что родная мать находится в комнате. Я представлял себе, что она подбежит и будет рассказывать, что встретила сестру в лагере. Именно так было и со мной, моя девочка впервые неслась ко мне навстречу с широко распахнутыми счастливыми глазами.
А теперь на нее словно надет тяжелый панцирь, не дающий даже толком пошевелиться. И ведь никто ничего особенного не видит в том, что малышка тиха и неподвижна, потому что для Зарины это привычное поведение. Но я уже узнал ее другой, поэтому хочу снова увидеть свою маленькую счастливую Зарину.
Но, вероятно, это случится не в присутствии жены и ее родителей.
– Где ты был, Арслан? – Диляра смотрит на меня подозрительным взглядом, осматривая с ног до головы.
– Что? Ты о чем? – настораживаюсь.
– Я тебе звонила, телефон вне зоны доступа. И что за машина, на которой ты приехал? Где твоя? – продолжает сыпать вопросами, желая вывести меня на чистую воду. – Что у тебя за ссадина на голове? – замечает только сейчас, поднимая руку, но потом сжимая пальцы в кулак и брезгливо морщась.
– Диляра, я тебе потом расскажу. Не волнуйся, со мной всё в порядке. Ты не находишь, что сейчас лучше пообщаться с девочками? – кивком головы указываю на дочек. – Понимаю, тебе непросто, но им тоже. Альбине пора познакомиться с мамой.
С видом мученицы жена подходит к девочкам, я молча следую за ней.
– Я твоя мама, Альбина, – говорит Диляра медленно, почти по слогам, а малышка смотрит на нее изумленно.
– Ты не моя мама, – качает головой, смотря на меня как на предателя. – Ты мама Зарины, а у меня мама Оксана. Папа, где моя настоящая мама? Она уже приехала? – спрашивает требовательно, и в ее глазах, похожих на Оксанины, светятся решимость и напор. Зарина испуганно смотрит на сестру, и я знаю, что она думает: так нельзя разговаривать со старшими. Все пораженно смотрят на девочку, но ее не волнуют строгие взгляды. Она не намерена отступать и подходит ко мне, дергая за руку:
– Папа, ну говори! Где моя мама?
Ситуация патовая. Подбираю слова, но Диляра меня предупреждает:
– Теперь твоя мама – я. Та женщина тебя… – собирается обличить Оксану, но я пресекаю ее слова, заслоняя собой и усаживаясь на корточки перед девочкой:
– Альбина, послушай, пожалуйста…
– Меня зовут Лиза! А мою маму – Оксана Вересова! Я хочу к маме! Не хочу новую маму! – топает ногами и трясет головой, заставляя всех родственников и няню в изумлении замереть. – Ты говорил, что мама приедет! Но она не приезжает!
Зарина умоляюще смотрит на сестру, потом на меня и просит шепотом, который едва слышу:
– Папочка, не привози другую маму, она заберет Альбину.
Меня пробирает озноб, липкий пот струится по позвоночнику, пропитывая рубашку. Не ожидал такого и не знаю, как разрешить ситуацию. Диляра вырывается вперед и трясет пальцем перед лицом девочки:
– Ты как себя ведешь? Как разговариваешь со старшими? Тебя не научили манерам? Скажи: «Извините, пожалуйста».
– Не буду, пока не увижу маму! – насупленно говорит девочка, со злостью глядя на Диляру исподлобья.
– Так, все успокоились! – рявкаю громко, тут же коря себя за несдержанность. – Альбина, так действительно нельзя разговаривать со взрослыми, – объясняю уже спокойно, но очень строго. – Нужно уважать старших. Твоя мама уехала очень далеко, она не может пока вернуться.
– Она уехала с дядей Геной на большом корабле? – спрашивает совершенно серьезно, давая мне возможность выдохнуть и уцепиться за эту фразу.
– Да… Они уплыли вместе, а меня попросили позаботиться о тебе. Завтра можем поехать в магазин за игрушками, потом на аттракционы. Ты любишь сладкую вату?
– Не хочу игрушки, не хочу аттракционы, – мотает головой, – хочу позвонить маме. Хочу мою мам-у-у, – начинает ныть, крокодильи слезы текут по щекам.
– А если мы напишем твоей маме письмо? – предлагаю пришедший на ум вариант. – Расскажешь ей о своем новом доме.
– Это не мой дом, – всхлипывая, растирает кулаками слезы по щекам.
Чувствую себя тираном.
– Я не знаю все буквы, – признается тихо, а Зарина осторожно берет сестру за руку.
– Я знаю. Давай напишем письмо твоей маме? – говорит робко.