Диляра хочет что-то сказать, поспорить, но я движением головы даю ей понять, чтобы не мешала девочкам решать вопрос по-своему. Срочно нужно позвонить психологу и привлечь ее для разрешения этого конфликта. Внутри меня словно пронесся ураган, оставляя после себя лишь щепки и обломки.
Представляю, как сейчас тяжело Оксане.
– Что мы будем делать с этой дикаркой?! – вспыхивает жена, как только девочек уводит няня.
– Хорошо, что Зарина такая умница, – причитает теща, обнимая дочь и поглаживая ее по волосам. – Ну сразу видно, что хорошо воспитывали. А эта девочка себя очень плохо ведет. Ой плохо.
– Немудрено, – коротко заключает тесть, прохаживаясь взад-вперед и потирая лысину. – Пожалуй, мы останемся, если вы не против. Поддержим Диляру. С нами хорошо девочки разговаривали. Надо как-то отвлечь ребенка от мыслей о той женщине, – скривив губы, передергивает плечами. – Арслан, что о ней известно? Кто она? Объясни еще раз, ради Аллаха, что творится?
Начинаю рассказывать и вдруг, невольно кинув взгляд в окно, замечаю возле забора какое-то мельтешение. Стараясь не подавать виду, подхожу к окну и словно бы бесцельно смотрю в сторону ворот. Вересова здесь! Как эта шебутная выбралась из отеля и обвела вокруг носа профессиональную охрану?! Уволить их всех надо!
– Я отойду на минутку, – быстро говорю тестю и спешу разобраться с белобрысой бестией. Только ее тут и не хватало для полного счастья.
Глава 11
Оксана с беспокойством крутит белокурой головой, вцепившись пальцами в прутья забора. Очевидно, ищет взглядом среди окон особняка то, где мелькнет силуэт дочки. Сжимаю зубы то ли от злости, то ли от бессилия. Продолжаю шагать, моля Аллаха, чтобы родственники и жена были заняты и не выглянули в окно.
Вижу, что охрана уже заметила появление незваной гостьи и бодрым шагом направляется к ней. Машу им рукой, показывая, что разберусь сам, и они разворачиваются, возвращаясь на свои позиции.
Оказываясь рядом с забором, смотрю на Вересову сквозь прутья. Она похожа на зашуганного дикого зверька, запертого в клетке. Глаза дикие, кожа белая как мел, волосы топорщатся в разные стороны. Но рвется она не на свободу, а туда, где ее не может ждать ничего хорошего.
– Как ты выбралась из отеля и прошла мимо охраны? – цежу сквозь зубы вопрос, ловя себя на странном ощущении. Я беспокоюсь о белобрысой стерве, хочу оторвать ее побелевшие от напряжения пальцы от холодного металла и согреть своим дыханием. Ведь она совсем околела, того и гляди свалится прямо тут. На стерву она больше не похожа, скорее на голодную бродяжку, которая просит милостыню. Заталкиваю глубоко внутрь это неправильное ощущение и повторяю вопрос:
– Ну!
– Постояльцы номера этажом ниже поспособствовали этому, когда на них с потолка стала капать вода! – вскидывает голову, дерзко отвечая на мой вопрос. Явно гордится своей выходкой и смекалкой. Выбралась из запертого номера, ускользнула от охраны, как-то приехала сюда. Никак от нее не избавиться.
Хотя чего я, собственно, ожидал?
Прикрываю глаза и медленно выдыхаю через нос, представляя переполох в отеле. Но это меньшее, что меня сейчас беспокоит. Не зря же я нанял людей, которые могут справиться с любой проблемой без обращения ко мне.
– Ты зря приехала. Уезжай, Оксана, пока прошу по-хорошему, – убеждаю ее, понимая, что уже говорил эти слова, но она снова вернулась. Не сомневаюсь, что это будет продолжаться, пока я не предприму кардинальных мер. Но, во-первых, я не могу сейчас никуда уехать. А во-вторых, что меня изрядно пугает, я, похоже, неспособен принять эти меры, не могу навредить ей, засунуть в каталажку, попросить охрану выгнать ее взашей. Но Вересова не должна прознать, что вызывает у меня сострадание, иначе она с меня не слезет, тут же воспользуется моей слабостью.
– Арслан, прошу вас, дайте мне увидеться с Лизой…
– Не унижайся, Оксана, тебе это не поможет, – говорю непререкаемым тоном. – Убирайся отсюда. Не вынуждай меня вызывать полицию или спускать на тебя собак. Моя жена и ее родители в доме.
Она вздрагивает, как будто я ее ударил. Я это и сделал. Словами можно уничтожить человека, кому, как не мне, это знать. Диляра вывалила на меня за годы брака столько агрессии и неприязни, что безвозвратно потопила все светлые эмоции и чувства. Во мне не осталось ничего, кроме любви к дочке. Поэтому сейчас физически больно испытывать что-то, как будто начинаешь пить после долгой жажды.
– Вызывай! Спускай! – неожиданно переходит на «ты» и ударяет ладонями о прутья. Морщится от боли и исторгает волны злости. Кричит на меня: