А Троцкий — он на то и Троцкий. Самый хитросделанный их всех хитросконструированных. Лев революции прикинул, что положение в партии создалось критическое. Ленин оказался в меньшинстве, поэтому, возможно, что и не усидит он в кресле председателя Совнаркома, если даже Ф. Э. Дзержинский примкнул к позиции Бухарина, то что уж о других говорить. Но Лев учитывал такой фактор, как авторитет вождя, особенно среди рядовых партийцев, поэтому прогнозов однозначных не делал, ситуация могла и по другому обернуться. Ильич на роль кролика не годился, а вот стать удавом, который всю оппозицию может просто проглотить не пережевывая и потом в канализацию спустить, вполне мог.
И Троцкий занял позицию: ни вашим, ни нашим, нейтральную. И сразу стал кандидатурой компромиссной. Не согласились бы с Лениным в ЦК «левые коммунисты», если бы он предложил кандидатуру Сталина или Молотова. Очевидно же, что они стали бы выполнять установку вождя на заключение мира. И Владимиру Ильичу нужно было, чтобы не поехал в Брест какой-нибудь особо отмороженный радетель за интересы немецкого пролетариата, он и упредил противников — сам выдвинул «иудушку». Как компромиссная фигура тот всех устроил.
Таким образом, Ильич просто подставил Троцкого под удар. Цену «Иудушке» он знал, поэтому и рассчитывал на его проститутское поведение, предполагал, что тот сделает не то, что соответствует каким-то идеям, а то, что выгодно ему самому. Выгода же была одна для Троцкого — усидеть у власти. А как у власти усидеть, если в Петрограде, в случае провала дела мира, будет немецкий комендант назначать бургомистров? И отказаться иудушка не мог — тогда какой он к чертям собачьим наркоминдел, если даже на переговоры не может съездить?
Лев Давыдович, кажется, уже в поезде по пути в Брест-Литовск начал мочиться прямо в штаны. Было ясно, что если он сразу заявит немцам — фигу им, а не мира, то Бухарин с компанией будут довольны, а вот Ленин вспомнит про 1912 год, про ситуацию с газетой «Правда», которая и развела их со Львом, да озлится окончательно. А злой Ильич — это хуже стаи бенгальских тигров.
Если же подписать договор с Германией, то кое-кто встретит потом в Петрограде тоже не с ласковыми улыбками. Я уже писал, что «левые коммунисты» — сила была нешуточная.
Значит, самым благоприятным исходом для своей миссии Троцкий мог видеть только срыв переговоров по инициативе немецкой стороны. Это позволило бы ему остаться чистеньким перед обоими противоборствующими лагерями в стане большевиков.
И Лев Давыдович намеренно стал себя вести на переговорах с генералом Гофманом так, что бы вывести пруссака из равновесия, как вспоминал член Советской делегации генерал А. А. Самойло:
«На заседаниях Троцкий выступал всегда с большой горячностью, Гофман не оставался в долгу, и полемика между ними часто принимала очень острый характер. Гофман обычно вскакивал с места и со злобной физиономией принимался за свои возражения, начиная их выкриком: „Ich protestiere!..“, часто даже ударяя рукой по столу. Сначала такие нападки на немцев мне, естественно, приходились по сердцу, но Покровский мне разъяснил, насколько они были опасны для переговоров о мире.»
Кроме того, Бронштейна постоянно тянуло ринуться к немецким солдатам с агитацией, его чуть не за хлястик пальто офицеры кайзера оттаскивали от любой возвышенности на местности в окрестностях Бреста, с которой он мог бы пламенные речи о международной солидарности трудящихся произносить. Т. е. вел себя наркоминдел максимально провокационно.
Ленин его послал с задачей максимально затягивать переговоры, для этого отрядили в состав делегации целую толпу всяких экспертов, уговорив даже нескольких генералов поучаствовать в компостировании тевтонских мозгов, а тот стал лозунги революционные выкрикивать.
Владимир Ильич пытался, как мог, контролировать наркоминдела, подключил к этому делу и Сталина, о чем свидетельствуют эти телеграммы по поводу делегации Центральной Рады: