«Вся карьера Крупински была полна подобных эпизодов. Венцом ее в конце войны стали несколько приятных месяцев, проведенных в Центре отдыха пилотов истребительной авиации в Бад Висзее. По настоянию Штайнхофа Крупински с большой неохотой расстался с огромной бочкой коньяка, которую там держали для летчиков, и отправился дослуживать в JV-44 Галланда…
Тощий, моложавый и немного подвыпивший Эрих Хартманн оказался самым молодом обладателем Дубовых Листьев и самым низшим по званию офицером…
Тем временем притащили столы и стулья, и мы без ограничения уселись вокруг командира. Это был его день. Полковник Храбак сидел рядом с ним и радостно чокался с командиром. По настоянию полковника командиру пришлось рассказать о последних мгновениях его воздушного боя. Все слушали очень внимательно, сдерживая волнение, пока он рассказывал.
После необычного пира начались приготовления к празднику. Командир хотел устроить особую вечеринку с техниками и механиками. Все алкогольное, что только попалось нам на глаза, было уложено на лед. Возле палатки шефа полукругом разложили кучи соломы. В середине развели костер. В назначенное время собрались все. Наступила глубокая темная ночь. Зрителями были только луна и звезды. Зажгли костер. Его прыгающий свет придавал лицам особое выражение.
Бутылки пошли по кругу, и мы пили вместе с командиром за полночь…
Праздничная вечеринка проходила шумно, так как пилоты мобилизовали все запасы алкоголя покупкой, обменом и кражами. Еще одну веселую ночь летчики провели вокруг костров. Голова Эриха все еще гудела, когда он на следующий день забирался в кабину своего Ме-109 и пытался выяснить по картам, где же находится этот проклятый Инстербург, куда ему следует лететь…
Пирушка шла полным ходом, когда ворвался Биммель. Выражение его лица моментально погасило ликование собравшихся.
„Что случилось, Биммель?“ — спросил Эрих.
„Оружейник, герр лейтенант“.
„Что-то не так?“
„Нет, все в порядке. Просто вы сделали всего 120 выстрелов на 3 сбитых самолета. Мне кажется, вам нужно это знать“.
Шепот восхищения пробежал среди пилотов, и шнапс снова полился рекой.»
Куда делась авиация люфтваффе? Куда-куда! Пропили её. Потому что хоть пехотинца трезвого на русские пулеметы «Максим» в атаку поднять, хоть трезвого немецкого летчика заставить взлететь было проблематично. Поэтому праздник в люфтваффе наступил, когда в 41-м пришла зима. И замерзло масло в маслорадиаторах самолетов и ружейная смазка. Самолеты не заводились — раз, их пушки и пулеметы не стреляли — два. Всё. Сидим на аэродромах и греемся шнапсом.
И не только в авиации. Я встречал почти анекдотический рассказ, в реальность которого поверить трудно, о том, как немецких танкистов наши пленные научили заводить в морозы танки.