И в это мгновение перед взором Шорина возникла надпись на памятнике, установленном на Хованском кладбище на могиле человека, с которым он теперь разговаривал — «1991». То есть, это был год смерти Василия Кулешова. Единственное, чего не знал Шорин — из-за чего умрёт его собеседник. Между тем тот погибнет, причём нелепо — его собьёт автобус, когда он будет перебегать оживлённую улицу, торопясь на баррикады у Белого дома, чтобы защитить, как он считал, демократию. «Значит, к моменту фактического развала СССР Кулешова уже не будет в живых», — подумал Шорин, мысленно содрогаясь от этой мысли. Однако внешне он ничем не выдал своего состояния. Впрочем, его собеседник был настолько возбужден, что вряд ли бы что-нибудь заметил необычное в поведении гостя.
— Как вы думаете, могу ли я рассказать об этом своим товарищам? — возобновил разговор хозяин квартиры.
— А что это за люди? — поинтересовался Шорин.
— У нас небольшой подпольный кружок истинных марксистов, — понижая голос почти до шёпота, ответил Кулешов. — Мы считаем нынешнее руководство Советского Союза ревизионистами, предавшими идеалы марксизма-ленинизма.
— Я полагаю, что вам лучше держать эту тайну при себе, — дал собеседнику добрый совет Шорин. — Если из ваших друзей кто-то проболтается, а это не исключено в виду взрывного характера этой новости, то его сочтут сумасшедшим и отправят в психушку. А ещё хуже — отправят туда вас всех.
— Да, вы правы, — согласился с этим советом Кулешов. — Причём не по части психушки, где я уже однажды сидел. Дело в другом. Если кто-то из нас об этом проболтается и это расползётся по стране, то власти могут об этом узнать и тем самым упредить развал Союза. А этого мы как раз больше всего и не хотим, а хотим обратного — чтобы эта система прекратила своё существование.
— Это почему?
— Потому что вместо неё возникнет более справедливая.
— Вы заблуждаетесь — ничего хорошего на её месте не возникнет. Говорю вам это, как человек, который живёт в этой системе вот уже 28 лет.
— Это потому что вы не жили здесь, в Советском Союзе, — возразил гостю Кулешов. — Эта система построена на лжи, на обмане. Она не даёт людям свободно дышать.
— И снова вы не правы, — стараясь сохранять прежнее спокойствие, произнёс Шорин. — В будущем, из которого я только что к вам пришёл, люди сидят фактически под домашним арестом, на улицу выходят в медицинских масках и только с электронными пропусками в смартфонах — в той самой штуковине, которую я вам показал. А если у вас нет такого пропуска, то вас штрафует полиция. Сумма штрафа — 4 тысячи рублей.
— Сколько? — не поверил своим ушам хозяин квартиры.
— Я забыл вам сказать, что цены у нас будут другие, чем здесь, причем с каждым годом из-за инфляции они растут и растут. И конца этому не видно. Так что ваша система против нашей — это детский сад против публичного дома. Кстати, проституция у нас фактически легализована, как и наркомания, гомосексуализм и другие прелести, так называемого, свободного мира. Двенадцать лет назад у нас была кровопролитная война с Грузией, а сейчас мы фактически воюем с Украиной, где Степан Бандера стал национальным героем. У нас развалена промышленность и мы живём за счёт того, что гоним нефть, газ и другое сырьё на Запад. Если ваши коррупционеры зарывали деньги в землю, поскольку их нельзя было здесь отоварить, то наши чуть ли не ежедневно вывозят миллиарды долларов за рубеж, где скупают себе целые острова, особняки, яхты и так далее. А ещё недавно нам подняли пенсионный возраст — женщинам до 60 лет, а мужчинам до 65. Так что, развалив Советский Союз, вы погнались за журавлём в небе, упустив из рук синицу.
Когда Шорин закончил свой монолог, в комнате наступила такая звенящая тишина, что пролети здесь муха и этот звук был бы подобен грому. Хозяин квартиры сидел совершенно потрясенный и раздавленный от услышанного. Все его марксистские мечтания, которые он вместе с товарищами неоднократно горячо обсуждал вот в этой самой комнате, теперь летели в тартарары. И как теперь жить с этой новой информацией, было непонятно.
— В любом случае наша единственная задача на данный момент — это спасти Дмитрия Кузнецова от гибели, — вновь вернул собеседника к действительности Шорин. — Вы помните, когда и во сколько часов вам надо быть у метро «Арбатская», у старого вестибюля?
— Конечно, помню: 2 ноября до 21 часа 10 минут, — ответил хозяин квартиры практически без запинки.
— В таком случае, давайте расставаться, — и Шорин первым поднялся со своего места.
— У вас же есть ещё два часа, — напомнил гостю о времени на визитке Кулешов.
— Именно поэтому я и ухожу — хочу подышать советским воздухом, — сообщил Шорин. — Я ведь был девятилетним пацаном, когда Союз развалился. Смутные воспоминания остались, но они уже почти стёрлись. Хочу их восстановить.
— Так, может, вам своих родителей навестить? — предложил неожиданный ход Кулешов.
— К сожалению, я не знаю их точного адреса образца 1982 года. Где-то за Красносельской, а где именно мать не говорила.