BLOGS

В нашем окружении много людей, которые любят кино или музыку, т.е. любят грёзы и мир через зрение и слух, любят искусство, которое познаётся этими чувствами. Есть миллионы гурманов, которые любят вкус и сервировку (опять глазами, т.е. зрением). Из них лишь половина, а то и меньше, любят запахи еды. Запах как бы в довесок... Тактильно, осязанием, мир любят кутюрье, подозреваю, что часть любителей животных и... автолюбители, которые гараж любят в той же степени, что и дорогу. Перебирать детали, возиться с моделями автомобилей, катеров, авиамоделями - это заметно другие характеры, поверьте...

Совсем мало «бетховенов» обоняния...

Я курильщик со стажем. У меня сильно отбито чутьё на запахи, но каким-то неимоверным чувством я «слышу», что этот запах к мехам или к вон той губной помаде женщины не пойдёт... будет совсем не тот эффект, что кажется. И иногда я у прилавка в магазине не выдерживаю и ляпаю советы... Может, это просто игра? Я ведь не «парфюмер», мне далеко до Жан-Батиста Гренуя из «Истории одного убийцы». За девушками я не гоняюсь. Разве что... В Израиле я как-то попросил жену вернуться по гигантскому залу гипермаркета: я нашёл девушку по запаху. И спросил её - что это за парфюм? Девушка была не одна, с группой других студенток, наверно. Она назвала неизвестные мне духи... Жену я попросил запомнить - это то, что и ей бы подошло ИДЕАЛЬНО. Вот... Пожалуй, вот в чём дело - гармония запаха, что идеально в этом или том сочетании, а что рвёт «картину мира». И дело вовсе не в парфюме... Для меня гармоничен запах пороха, кожи и свинца. Но только жаль, если патроны или ремни брали пальцами, слегка пахнущими бензином... Сразу не то.

Нет. Я не «нюхач», но тексты книги пахнут всё-таки лучше, чем монитор... Почти всегда.

2011 год

МОНПАСЬЕ

Банщица Марья Никифоровна Попова зевает за кассой. Отчаянно зевает. Так можно и челюсть вывихнуть. А что делать-то: вторник - день для бани бестолковый и лентяйский. Тут ещё и телевизор поломался. Он стоит на полке прямо над буфетом. Позавчера, в воскресенье, пошипел, подлюка, пошипел, чвак-нул - и всё. С лёгким паром! Народу в очередях много было, все хотели слушать про Китай (как раз про Китай передача была), а тут - чвак и всё. Лазали в потроха телевизора все кому не лень, а потом молодой парень сказал, что шестерня полетела. Кто-то посмеялся, кто-то поверил, но Китай-то всё равно не включишь!

Сегодня можно было бы посмотреть, например, «Живую природу». Раньше называли «В мире животных», а теперь вот... Наверное, от природы живой мало осталось, потому и показывают, пока не поздно.

Марья-то - баба ядрёная, тучная (корова, в общем). А глаза, как у поросёнка, - будто спать всегда хочет. На работе её спящей не подлавливали, но этакую вот, остекленевшую, - бывало. Она назевается порой, а потом медяки в кассе стопками укладывает, то фантики разглаживает (когда конфеты грызёт).

Конфеты она любит. Особенно монпансье. Остальным банщицам рассказывала уже тысячу раз, как в детстве праздником для неё был приход бати после получки в леспромхозе.

- Я фантиковые конфеты не очень люблю. Не. Я люблю лампасе, но лампасе почему-то давно в магазинах не продают. А ведь праздник какой был нам, детям-то!

...Они с сестрёнкой ишачили на турнепсе и морковке всю войну. В колхозе тогда работали все, кто шевелился. Хозяйство сколь при мужиках давало, столь и без мужиков. На тех полях-то, турнепсных, сейчас кустарник - не продерёшься, а раньше идёшь-не пройдёшь, краёв не видно. Всё в Воркуту шло, в шахты. Там витаминов не хватало. Это мы сейчас все грамотные стали и знаем всё про историю нашу горемычную. Про то, что в тех шахтах зеки работали, тоже знаем. А они с сестрёнкой на турнепсах руки в мочало мочалили; помнится, ещё и рассуждали между собой: «Мы хоть можем сесть да покушать втихаря, прямо с грядки. Пусть с землёй даже и не поднимая головы. А там ведь, под землёй, люди же ни морковки, ни турнепса не видят. Потому как под землёй не растёт ничего...»

«Дурили нас как олухов, - улыбается про себя Марья Никифоровна, - что мы, девки-т, получали за те грядки? Нашли дурочек и ездили на нас. Валька-то, наверное, на тех грядках и застудилась. До снега робить - это ж надо. Насквозь выдутые были, за очень-то...»

С чего она вдруг вспомнила ту свою детскую работу? Может быть, потому, что телевизор над буфетом не работал, и люди в окошке не теребили.

...Как они с Валентиной вечеров ждали! По вечерам у них бывала сладкая лёжка на полатях. Бабка печь истопит, наверху тепло и... монпансье.

Батя из лесу приезжал редко. Приедет, с бабкой-матерью пошушукается о чём-то (их с Валентиной матка-то ещё до войны утонула: сено на плотах перегоняла, да плот на перекате развезло); бабка, между прочим, прятала что-то. Потом это «что-то» появлялось время от времени на их голодном столе. Тушёнка, кусман сахара и ещё каша, кажется, консервы были.

Бабушка была почти слепа, но с хозяйством справлялась порой совсем без помощи внучек. Хозяйство, правда, было - не приведи Господи: две овцы, коза и корова. Но всё-таки...