Блок-шот. Дерзкий форвард (СИ)

Рустам печально улыбнулся. Чувство юмора ему точно досталось от отца. Мама шутила не часто, однако у неё были свои секреты: ей всегда удавалось быть в курсе всего, что происходило с домочадцами. Даже его проблемы и переживания странным образом становились её достоянием. Она была невероятно чуткой, улавливала каждое изменение в настроении. Она была доброй и очень красивой. В глазах появился блеск. Секунда — и лицо снова стало мрачным.

Их не хватало. Их всегда будет не хватать. Он стиснул челюсти.

Дыши! Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Так случилось…

Но сколько бы ни убеждал себя, смириться было сложно. Ты бы поступил также. Ты поступил также! Бросился на амбразуру, не думая, сколько их и что они могли с тобой сделать. Рустам зажмурился. Собственное непостоянство сводило с ума, но против фактов не попрёшь. Просто нужно время, чтобы смириться и принять.

Когда, громко выстрелив, раскалённые масленые брызги напомнили о себе, он вырвался из плена противоречивых размышлений. Достав из холодильника яйца, Рустам разбил одно, но вновь разлетевшиеся брызги обожгли руку. Нож с грохотом упал на пол, а содержимое разбитого яйца вместе с кусочками скорлупы упали в сковородку.

— Чёрт!

— Оставь, я сейчас приготовлю.

Показавшаяся в дверях Аня вошла в кухню. Как и на брате, на ней была надета чёрная одежда.

— Сам справлюсь.

— Ты уже справился.

Нехотя, но он всё же уступил ей место у плиты. Пока жарилась яичница и грелась вода в чайнике, между ними царило молчание. В воздухе висело напряжение: невидимое, но чертовски осязаемое. Когда всё стояло на столе, Аня села на стул и первой нарушила гробовую тишину:

— Это ты?

Рустам отправил вилку с едой в рот, не торопясь с ответом.

— Ты, да?

— Я, — наконец произнёс он. — С утра в зеркале был я. Прости, не надел фирменную улыбку, наверное, поэтому ты меня не узнала. Только знаешь, у нас обстоятельства немного не те, в связи с этим шут отправлен в бессрочный отпуск.

— Прекрати, — остановила поток его колкостей Аня.

— Тогда задавай вопросы правильно, — подняв на неё холодные глаза, прорычал Рустам и, как ни в чём не бывало, продолжил завтракать.

— Это ты рассказал Тимофею обо всём?

Тишина. Бледная, уставшая, явно проплакавшая полночи — он физически ощущал её отчаяние и боль.

— Ты? — повторилась девушка.

— Я. Ему же нужны были пояснения к фотографиям.

Тонкие губы задрожали:

— Зачем? Почему ты не сказал правду?

— «И в болезни, и в здравии, и в горе, и в радости, пока Смерть не разлучит нас»… — не глядя на неё, процитировал Рустам.

Со звоном положив вилку на стол, Аня встала из-за стола.

— Василиса тоже знает, — бросил ей вдогонку он. — Теперь нам никто не будет мешать. Ноль соперников. Ты же этого хотела?

Едкий сарказм — он выбьет из колеи, но так, по крайней мере, никто не будет путаться под ногами. Сам сломаю — сам и починю. Если из-за него грязь вышла наружу, ему её и убирать. Рустам доел яичницу и отодвинул от себя тарелку:

— Спасибо, — прошептал тихо. — Всё было вкусно, как всегда.

С этими словами он встал и направился к выходу. Тяжёлый день начался…

Вася уже второй перерыв сидела на подоконнике и смотрела, как на улице не прекращая лил дождь. Мрачно, мокро и паршиво — что снаружи, что внутри. Она ещё раз разблокировала мобильный и нашла две присланные Дэном фотографии. Ошибки быть не могло: всё естественно и более, чем правдоподобно. Губы задрожали. Он даже объяснять ничего не захотел, просто выключил телефон. Василиса медленно моргнула.

Неудивительно, что оказался хорошим любовником — оттачивать навыки можно было в любое время. Боже, и почему всегда везло на всяких уродов? Она посмотрела на фото. «Поцелуй, просто поцелуй», — словно пыталась уговорить саму себя. Если бы не руки, которые сжимали девичью талию. Руки, которые только вчера обнимали и ласкали её.

Вася провела пальцем по экрану, сменив фотографию. Дубль два, только декорации другие и сцена более откровенная. Кто вообще делает фото в постели? Инициатором, судя потому, как довольно улыбалась, позируя на камеру, была Аня — счастливая, довольная и практически голая. Губы Василисы предательски дрогнули. Чёрные простыни, чёрные подушки, на одной из которых, закрыв глаза, лежал Рустам, чёрный пододеяльник, частично прикрывавший тело девушки и снова его рука. Он обнимал свою лже-сестричку, прикрывая предплечьем обнажённую грудь. По-видимому, ему не хотелось позировать, но капризная девочка настояла. Как же! В этом весь Рустам — знает, как и с умными быть, и с красивыми.

— Никак не налюбуешься?

Вытерев мокрую дорожку со щеки, Вася заблокировала телефон:

— На что именно? На то, что ты выложил в сеть в субботу? Или на то, что прислал вчера?

— Слушай… — подойдя к окну, Чупрунов скрестил руки на груди.

— Как ты мог, Дэн? — перебила его Гущина. — Мы встречались год, но я не клялась тебе в вечной любви. К тому же, ты первый побежал на сторону. То, что мы разошлись, — твоя вина и твоё личное желание. Твоё!

Парень стоял не двигаясь.

— Ты же спортсмен, ты должен уметь достойно проигрывать, а вместо этого…