Блокада

— Я ее презираю, такую жизнь, — убежденно ответил Анатолий, — тупые мещане. Вчерашний день похож на сегодняшний. И завтрашний будет таким же. Все течет медленно, точно вода в узкой, мутной речушке… А знаешь, — сказал он, понижая голос, — мне иногда хочется, чтобы скорее была война.

— Ты что, с ума сошел?

— Нет, нет, я все понимаю… Любая война — это бедствие… Но мне кажется, что я быстро нашел бы в ней свое место. А что? Стрелять умею…

— Перестань!

— Конечно, все это звучит несколько… глупо, — сказал Анатолий. — И все же мне… ну, как бы тебе это объяснить, хочется настоящей борьбы, опасностей, что ли… Я понимаю, это звучит по-мальчишески. Но я говорю искренне. Мне иногда кажется, что, когда я окончу институт, все уже будет позади. Все главное будет уже построено, основные дела сделаны… Ты подумай только, сколько мы уже пропустили: Комсомольск — без нас, Кузнецк и Магнитка — без нас, Днепрострой — без нас. Все главное — без нас. Но уж война без нас не обойдется!

— Перестань, — снова сказала Вера.

Он умолк.

Вера тоже молчала. Но последние слова Анатолия дали толчок ее мыслям. Она подумала: «А что будет, если война?..» Раньше она никогда не размышляла об этом с такой тревогой. И если бы не недавние события, то, пожалуй, так и не смогла бы себе представить, что значит «война». В книгах, которые Вера читала, в кинокартинах, которые видела, нередко изображались войны — мировая и гражданская. Но та, первая, была далекой и какой-то нереальной. Казалось, что в ней участвовали совсем другие люди, не похожие на тех, среди которых жила Вера. Они были знакомы ей лишь по старым, альбомным фотографиям, усатые, бородатые, одетые так, как никто уже не одевается сегодня… Города и села, где жили эти люди, дома с длинными широкими вывесками частных владельцев, улицы с комичными, точно надутыми воздухом неуклюжими фигурами городовых, нечесаные, обутые в лапти крестьяне — все это казалось Вере чем-то театральным, столь же далеким от нее, как и все то, о чем она читала в учебниках истории.

Гражданская война была ей ближе: в ней участвовал отец, о ней нередко вспоминали дома. Однако и эта война представлялась Вере далекой, канувшей в вечность, как и весь тот, опять-таки известный ей только по книгам и кинофильмам, мир с беспризорниками, ночующими в котлах для варки асфальта, вокзалами, переполненными мешочниками, товарными поездами с едущими на крышах вагонов людьми, лихо мчащимися на конях буденновцами и с белогвардейскими офицерами, любезно щелкающими портсигарами, предлагая папиросы захваченным в плен красноармейцам перед тем, как начать их пытать…

Недавние события на Карельском перешейке придали в сознании Веры слову «война» конкретную осязаемость, потому что теперь уже не какой-то, едва знакомый ей город, а ее родной, сегодняшний Ленинград еженощно погружался во тьму и лишь вчера окружавшие ее люди уходили на фронт…

Любое несчастье воспринимается человеком тем сильнее, чем больше он может потерять. Сейчас Вера переживала свою первую настоящую любовь. И мысль о том, что немедленным следствием новой войны будет то, что она потеряет Анатолия, казалась ей страшной и нестерпимой.

Может быть, она так настойчиво, так подробно расспрашивала несколько месяцев назад Алексея Звягинцева о недавней войне потому, что подсознательно хотела понять, сможет ли она и во время войны не расставаться с Анатолием, быть там, где придется быть ему.

А в том, что он, Анатолий, в первый же день войны окажется на фронте, Вера не сомневалась.

…В эту минуту Анатолий, то ли интуитивно почувствовав тревогу, охватившую Веру, то ли продолжая свои мысли, убежденно сказал:

— В общем-то, в ближайшее время никакой войны не будет.

— Почему ты так уверен? — поспешно спросила Вера, которой в этот момент больше всего на свете хотелось услышать такие слова, которые погасили бы внезапно охватившую ее тревогу.

— Да потому, что Гитлер побоится сейчас полезть к нам, — убежденно ответил Анатолий.

— Отец недавно был на совещании в горкоме, — понизив голос, сказала Вера, — там говорили, что все может случиться.

— Ну, это в порядке бдительности! У нас тоже недавно было комсомольское собрание, выступал полковой комиссар… Но для каждого, кто разбирается в политике, ясно, что пока что войны не будет. Ты сообщение ТАСС-то читала?

— Да. Я читала, — тихо сказала Вера.

— Ну так вот! Такие вещи зря не публикуют, — уверенно сказал Анатолий.

Он взял Веру под руку. Его твердо произнесенные слова, его прикосновение успокоили Веру. В самом деле, чего она вдруг всполошилась? И почему зашел разговор о войне? При чем тут война? Все тихо и мирно. Анатолий рядом. Впереди много хороших, радостных дней…

— Куда мы идем? — спросила Вера, когда они свернули с главной улицы и пошли по плохо освещенному, уходящему вниз переулку.

— К реке, — как-то слишком уж беспечно ответил Анатолий, — тут есть чудесная речка. Я уже днем успел искупаться. Знаменка. Знаешь?