Блокада. Книга 2

– Кончайте, Разговоров, надо ехать! – сказал Звягинцев гораздо суше и строже, чем ему самому хотелось.

Сержант посмотрел на него удивленно, как-то сразу сник и ответил понуро:

– Что ж, ехать так ехать. Садитесь в машину, товарищ майор.

Звягинцев закусил губу. «Ведь он меня спас, ему я обязан жизнью! Он, молодой, необстрелянный боец, мог растеряться больше, чем я, а он спас нас обоих…»

Разговоров осторожно вел машину, молчал. Звягинцев видел его розоватое ухо с пухлой, как у ребенка, мочкой, косой, по моде подстриженный висок.

«Милый ты, дорогой мой парень! – думал Звягинцев. – Мне бы обнять тебя, расцеловать…»

Он посмотрел на часы. Было без четверти два. Постарался вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как он увидел переваливающий через пригорок танк. Но не смог.

– Прибавь скорость, сержант, быстрее давай, быстрее! – проговорил он.

Разговоров слегка пожал плечами и ничего не ответил.

«Наверное, думает, что трушу, – невесело подумал Звягинцев. – А и верно, испугался же я…»

…Подъехав к проходу в минном поле, Разговоров впервые снизил скорость.

– Ну, вот и добрались, товарищ майор.

Следом за Звягинцевым он вышел из машины, окинул ее печальным взглядом:

– Куда ж мне теперь ее? Тут ведь варить и латать на два дня полных работы.

– Поедешь в тыл дивизии. Там починят. Я записку напишу, – ответил Звягинцев.

– В ты-ыл? – протянул Разговоров. – Да что вы! Мы ей в батальоне своими средствами ремонт дадим. Разве можно в тыл, товарищ майор? А если батальон опять переместят? Тогда вам ни меня, ни машины не увидеть. А без машины вам нельзя. Хоть какой-никакой, но автомобиль. Шофера себе вы и другого найти можете, я понимаю. А вот без машины…

Звягинцев почувствовал, что у него сдавило горло.

– Слушай, друг, – тихо сказал он, – ты знаешь, что жизнь мне спас?

– Что вы! – с каким-то испугом проговорил Разговоров. – Да что вы, товарищ майор! Тоже скажете! Я ведь свою-то тоже спасал, это уж все к одному.

Он засопел и стал смотреть куда-то в сторону.

– Ладно, – сказал Звягинцев. – Не забуду. Дал бы я тебе сутки отдыха, мог бы в Ленинград сгонять, своих повидать… И я бы тебя попросил заодно в один дом заглянуть. Но нельзя. Бой скоро, Разговоров. Может, через два часа, а может, и раньше. Скоро бой…

8

Советским войскам не удалось остановить немцев и после того, как был сдан Псков.

Десятого июля 4-я танковая группа генерал-полковника Хепнера, состоящая из двух моторизованных корпусов, одним из которых командовал генерал фон Манштейн, а другим – генерал Рейнхардт, сломив сопротивление 11-й армии Северо-Западного фронта, прорвалась в Ленинградскую область.

По убеждению генерал-фельдмаршала фон Лееба, никаких серьезных препятствий для последнего броска к Ленинграду больше не существовало. Хотя из донесений разведки фельдмаршал знал, что русские спешно возводят оборонительные рубежи на реке Луге, он не допускал и мысли, что эти наскоро построенные, в основном силами гражданского населения, укрепления могут явиться преградой на пути группы армии «Север».

Фон Лееб сосредоточил главный удар на центральном направлении, видимо считая, что самым легким путем к Ленинграду является путь кратчайший – от Пскова через город Лугу…

Двенадцатого июля во второй половине дня, через несколько часов после того, как вернувшийся в батальон Звягинцев известил штаб дивизии, что обнаружил неприятельскую разведку в двадцати километрах от своего участка обороны, первые немецкие танки появились перед его участком – несколько черных точек, быстро увеличивающихся в размерах. Звягинцев, находившийся на своем наблюдательном пункте, насчитал восемь машин, а за ними три бронетранспортера с пехотой.

По телефону он сообщил об этом Суровцеву на командный пункт батальона.

Все было готово к бою. Саперы, ставшие стрелками, уже занимали окопы, пулеметчики – свои позиции, истребители танков – щели и различные засады.

Танки шли клином, быстро вырастая в размерах. Гул их моторов был уже слышен в расположении батальона.

Звягинцев напряженно смотрел в бинокль. Не более двух километров отделяло головной танк от ближайшего минного поля. Люки танков были открыты – очевидно, немцы ожидали встретить советские войска лишь непосредственно у Лужских оборонительных укреплений.

В бинокль Звягинцев разглядел одного из танкистов, наполовину высунувшегося из головной машины. Опершись руками о борт люка, без шлема, в черном комбинезоне, он глядел вперед, ветер раздувал его светлые волосы, и Звягинцеву казалось, что немец улыбается то ли брезгливой, то ли самодовольной улыбкой.

И на какое-то мгновение Звягинцеву почудилось, что, так же как он четко видит немца, так и немец видит его и именно ему, Звягинцеву, адресована эта торжествующе победная улыбка.

И Звягинцеву неудержимо захотелось нанести скорей удар по этому надменному, торжествующему лицу, сбить, смести подлую, презрительную ухмылку.

Он опустил бинокль и приказал укрывшемуся рядом связисту соединить его с Суровцевым. Он уже готов был крикнуть: «Прикажи дать пулеметную очередь!» – но тут же опомнился и поспешно сказал: