Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье

Гитлер подозрительно уставился на него – не розыгрыш ли все это?

– Вы хотите сказать, что я был в трансе?

– О да, мой мальчик, – Эккарт обнял его за плечи. – Ты был великолепен! Ты был похож на пифию древней Эллады. Ты говорил с ним, и он говорил с тобой. Мы слышали это, хотя не понимали слов.

– С ним? – переспросил Гитлер. – Кто это был? Такой... как бы не совсем из плоти и крови?

– Мы называем их Высшими Неизвестными, – ответил Вагнер. – Истинные же их имена нам неведомы.

– Предположительно, они обитают где-то под землей, – перебил его Эккарт. – Ходят легенды об огромных пещерах под горными цепями Гималаев и Тибета, где Высшие Неизвестные правят с допотопных времен. Согласись, Адольф, это чертовски поэтично!

– Они редко приходят в наш мир, – добавил Вагнер. – Мой отец когда-то открыл, что их привлекают некоторые виды музыкальных гармоний и воспользовался этим, чтобы установить с ними контакт. Все его оперы, начиная с «Золота Рейна» – это мистические ключи, отворяющие врата между их и нашим мирами...

– Поэтому мы проводим инициации здесь, в Байройте, – Эккарт подошел к роялю и сыграл на нем какую-то бравурную мелодию. – Вы, ребята, конечно, не первые, кто сидел в этом кабинете. Но, черт меня подери, я никогда не видел такого потрясающего зрелища, как то, что продемонстрировал нам сегодня старина Адольф!

– А что же я? – недовольно спросил Розенберг. – Я ведь тоже кого-то видел! Какие-то размытые тени...

– Увы, мой друг, – Эккарт хлопнул молодого архитектора по плечу, – с тобой у них ничего не получилось. Брось, не расстраивайся – я тоже вижу их, только когда как следует напьюсь!

– Я и не думал расстраиваться, – сухо ответил Розенберг. – Просто странно: почему того, кто вдруг начинает биться в конвульсиях, как кликуша, вы называете медиумом, а человека, спокойно и взвешенно анализирующего обстановку, объявляете ни на что не годным...

«Кликушу я тебе запомню», – подумал Гитлер.

– Послушай, парень, – сказал Эккарт строго, – тут не мы решаем, кто способен контактировать с ними, а кто нет. Все равно они тебя не отвергли и ты теперь принят во внутренний круг общества «Туле».

– А были те, кого они отвергали? – прищурился Розенберг.

– Разумеется. Эти бедолаги потом маялись, как с жуткого похмелья, и ничего не могли вспомнить. Так что тебе еще повезло, парень!

– Дитрих, – сказал Гитлер, – так вы не слышали, о чем был разговор?

– Нет, – пожал плечами поэт, – так что, если ты нам не расскажешь, это навсегда останется твоей тайной.

– Мы говорили о будущем Германии, – ответил Адольф. – И о том, что мне поручено создать из нынешнего хаоса незыблемый Тысячелетний Рейх. Он сказал мне, что я должен получить некий предмет, с помощью которого...

– Тш-ш! – Эккарт приложил палец к губам. – Ни слова больше!

Он выразительно посмотрел на Вагнера.

– Ты полагаешь? – неуверенно спросил хозяин дома.

– Это было бы потрясающе, – прорычал Эккарт. Глаза его возбужденно блестели. – Это означало бы, что мы наконец нашли его!

Он схватил Гитлера за руку и потряс так сильно, как будто хотел оторвать.

– Мы нашли его! Не просто оратора. Не просто прирожденного медиума. Мы нашли того, чей приход был предсказан вашим отцом, Зигфрид! Вот он, будущий спаситель Германии, наш вождь, наш фюрер!

Розенберг открыл было рот, чтобы сказать какую-нибудь колкость, но Вагнер предупреждающе покачал головой.

– Что ж, это великолепно, господа! С сегодняшнего дня вы, Альфред, и вы, Адольф – желанные гости этого дома. Можете приезжать к нам запросто, без приглашения, как это делает Дитрих. И я, и моя супруга будем искренне рады вашим визитам. Кстати, мы совсем забыли о Винифред, а она, между тем, уже давно ждет нас к ужину. Предлагаю отметить начало нашей дружбы парой бутылок мозельского!

– Промочить горло было бы неплохо, – проворчал расстроенный Розенберг.

– Ну, тогда вперед! – Вагнер посторонился, пропуская архитектора вперед, и сам последовал за ним. – Друзья, не отставайте!

Но Эккарт не спешил выходить из кабинета. Он внимательно смотрел на Гитлера, словно искал в нем какой-то скрытый изъян.

– Стало быть, разговор зашел о предмете? – спросил он, наконец. Адольф понял, что Вагнер не зря увел Розенберга ужинать.

– Да, об орле. Вы знаете, что это такое, Дитрих?

Поэт ответил не сразу.

– Знаю ли я? Конечно, мой мальчик. Орел – это высшее воплощение поэзии, это квинтэссенция того искусства, которым владел Орфей. Орфей, заставлявший деревья плясать, а камни плакать. Это очищенное ото всех примесей Слово, то самое, которое было в начале всего, как сказано в Книге Бытия.

Гитлер нетерпеливо кивнул.

– Да, да. Но все же – что это за предмет? Он у вас? Вы мне его передадите?

– Если такова их воля. Но прежде чем получить орла, тебе следует многому научиться.

– Да, он сказал. Вы же научите меня, Дитрих?

Эккарт усмехнулся.

– Разумеется, Адольф. Я напишу для тебя музыку, но танцевать тебе придется самому.