Блокада. Книга 5

Он исчез в толпе и через две-три минуты снова вынырнул из нее, балансируя двумя тарелками. На каждой из них лежала пара сосисок и возвышалась коричневая горка тушеной капусты.

– До вилок и ножей добраться не удалось, – сказал Крюгер, подавая одну из тарелок Данвицу. – Впрочем, истинного солдата такой пустяк огорчить не может. Под Петербургом ты вряд ли пренебрегал едой, если под рукой не оказывалось столового прибора и крахмальной салфетки?

Данвиц молча взял тарелку и, отвернувшись к стене, зажал сосиску в пальцах. Он и впрямь очень проголодался. В считанные минуты очистил тарелку. Да и Крюгер так же быстро покончил с едой.

– А за тобой должок, – обратился он к Данвицу, вытирая носовым платком мокрые, сальные пальцы. – Помнишь, там, в Пскове, ты задавал мне всяческие вопросы, и на каждый из них я отвечал без уверток. Теперь моя очередь спрашивать. Скажи наконец, как же прошла твоя встреча с фюрером!

Они стояли у стены, в некотором отдалении от остальных офицеров, толпившихся у буфетной стойки.

– Ты полагаешь, что здесь подходящее место для такого разговора? – нехотя откликнулся Данвиц.

– А где мы найдем место лучше и когда еще встретимся? – резонно заметил Крюгер. – Ты ведь, надо полагать, возвратишься на свой фронт? Или, – Крюгер сощурился, – уже воспользовался моим советом?

– Застрять в ставке? – саркастически произнес Данвиц. – Нет! Фюрер поручил мне… – начал было он, но тут же смолк.

Он отдавал себе отчет, что назначение его командиром авангарда немецких войск, направляемых к Вологде, было, несомненно, военной тайной. Но есть же у него и другое поручение фюрера! Не боевое. Не связанное с оперативными планами. Ему, в сущности, поручили шпионить за Бреннеке. И не напрасно. Речь начальника штаба группы армий «Север» на сегодняшнем совещании была, по существу, пораженческой… Но и об этом поручении фюрера распространяться нельзя. Тут уж не только военная, а и государственная тайна…

– Я остаюсь на фронте, – скупо и очень сухо сказал Данвиц, явно уклоняясь от прямого ответа.

– Что ж, правильно, – не то с иронией, не то с удивлением встретил это сообщение Крюгер.

– Мне не хочется попусту тратить здесь время, – на этот раз уже совершенно искренне добавил Данвиц.

– Ну почему же попусту? Такие совещания, как это, обогащают ум и память, – возразил Крюгер. – Наибольшее впечатление на тебя произвела, разумеется, речь Грейфенберга?

– Разумеется! – горячо подтвердил Данвиц.

– А остальных? – снова прищурившись, спросил Крюгер.

– Мы никогда бы не выиграли войну, если бы рассуждали так, как Зоденштерн и Бреннеке.

– А разве мы ее уже выиграли?

Этот вопрос Крюгера прозвучал как выстрел в тиши. Данвиц с недоумением, даже с испугом посмотрел на полковника, но тот как ни в чем не бывало выдержал его взгляд, будто задал самый обычный, чисто деловой вопрос.

– Да, мы почти выиграли ее, – взорвался Данвиц. – Мы захватили территорию, равную всей Европе. Мы истребили десятки тысяч наших врагов. Мы стоим у Петербурга и под Москвой…

Он говорил и говорил, постепенно осознавая, что стремится убедить в очевидности победы не Крюгера, а прежде всего самого себя, и чем больше он произносит слов, тем больше возникает перед ним вопросов, на которые не так-то просто ответить даже самому себе. И Данвиц умолк.

Почему-то ему вспомнился разговор с Гиммлером. Рейхсфюрер СС интересовался Крюгером… Интересовался?.. Нет, Данвиц сам назвал ему эту фамилию, по какому-то незначительному поводу. Однако все последующие рассуждения Гиммлера – сейчас Данвиц понял это отчетливо – имели косвенное отношение к Крюгеру. Тогда, занятый совсем другими мыслями, Данвиц не придал этому значения. Ему казалось, что рейхсфюрер просто развивает свой тезис о значении преданности фюреру, о бдительности, о существовании тайных врагов рейха. Но сейчас… Как он сказал, этот Крюгер, о нашей победе? «А разве мы ее уже выиграли?..» Это тоже припахивает пораженчеством. И тогда, в Пскове, он позволял себе какие-то двусмысленные намеки…

Данвиц внимательно, с ног до головы осмотрел полковника, будто увидал его впервые. Тяжко задумался: «В чем сейчас состоит мой долг? Дать резкий отпор Крюгеру, назвать своим именем то, что этот человек высказал ему в туманной, завуалированной форме? Сказать, что порывает с ним все отношения? Или… по возвращении в ставку доложить Гиммлеру, что этот Крюгер вызывает у него подозрения?»

Данвиц стоял молча.

Некоторое время молчал и Крюгер. Потом спросил как-то отрешенно:

– Ты слышал когда-нибудь, Арним, такое изречение: «Я мыслю, следовательно, я существую»?

– Что? – недоуменно переспросил Данвиц. – Кто это сказал?

– Это сказал Декарт…

– Я знаю другие слова: «Фюрер думает за нас!» – и для меня этого достаточно, – отпарировал Данвиц.

– Ну, разумеется, – поспешно согласился Крюгер. – А вот уж и звонок. Нам пора в зал…