Блокада. Книга 5

Ивановская площадь была пустынна. На снегу, покрывавшем ее тонким сдоем, сквозь который можно было различить брусчатку, трепетали отблески прожекторов. У кромки тротуара прижались несколько бело-серых «эмок» и два черных длинных «ЗИС-101». Вдалеке можно было различить неясные очертания столпившихся людей.

«Наверное, там упала бомба», — подумал Сталин и направился туда, ускоряя шаг. Хрусталев и еще два сотрудника охраны быстро опередили его с привычным намерением оказаться между ним и находящейся в отдалении группой людей.

Эти люди в шинелях и военных бекешах стояли спинами к приближающемуся Сталину, не замечая его. Зенитки грохотали все неистовее. Лучи прожекторов стали сходиться, образуя над Кремлем как бы каркас гигантского шатра.

Сталин чуть закинул голову, пытаясь рассмотреть вражеский самолет, который, несомненно, находился где-то там, в глубине неба, как заноза, которую пытались нащупать хирургические скальпели…

— Товарищ Сталин, прошу вас в убежище, — взмолился Поскребышев, неотступно следовавший за ним. Но Сталин никак не реагировал на его просьбу.

Он подошел к группе военных. Их было человек восемь или десять. Военные тотчас расступились, вскинув руки к своим ушанкам, и Сталин увидел воронку. Она была глубока. По неровным ее краям шурша осыпалась земля.

Некоторое время Сталин стоял молча, пристально разглядывая зияющий конусообразный провал. Кто-то из военных, оттесненных охраной на противоположный край воронки, негромко произнес:

— С полтонны будет…

Сталин перевел взгляд на него и глухо спросил, не обращаясь ни к кому в отдельности:

— Кто-нибудь… пострадал?

Ответили ему сразу несколько голосов:

— Нет, никто. Никто не пострадал, товарищ Сталин.

Он постоял неподвижно еще несколько секунд, потом повернулся и пошел к бомбоубежищу. Медленно спустился по лестнице, освещенной синими лампочками, открыл бронированную, но послушную легкому нажиму дверь. Все так же молча проследовал по неширокому коридору, напоминавшему проход в купированном железнодорожном вагоне. Уверенным движением открыл еще одну дверь, расположенную в самом конце коридора. Но прежде чем переступить порог, не оборачиваясь, приказал Поскребышеву:

— Шапошникова сюда…

Начальник Генерального штаба появился в кремлевском бомбоубежище минут через пятнадцать, на ходу протирая платком запотевшее с мороза пенсне.

Здешний кабинет Сталина почти в точности дублировал тот, что находился на втором этаже здания Совнаркома: та же отделка стен — отполированная под мореный дуб фанера и линкруст, такая же меблировка, только размеры самой комнаты и соответственно письменного стола в правом дальнем углу, а также второго, у стены, слева от входа, были несколько меньшими.

Сталин сидел за письменным столом, но при появлении маршала встал и встретил его посредине комнаты вопросом:

— Какова обстановка, Борис Михайлович?

Сегодня, после того как началось новое немецкое наступление, он уже в третий раз задавал этот вопрос начальнику Генерального штаба.

Шапошников подошел к столу, бросил мимолетный взгляд на карты, раздвинул те, что прикрывали карту Западного фронта, и стал докладывать:

— Основной удар пришелся по правому флангу шестнадцатой армии, Иосиф Виссарионович…

Шапошников был одним из тех немногих людей, которые называли Сталина по имени-отчеству.

— Это известно, — перебил его Сталин. — Я спрашиваю вас, что нового?

— Пожалуй, то, что час назад противник нанес вспомогательный удар в полосе той же армии, но уже вот здесь, в районе Теряевой Слободы.

И Шапошников, почти не глядя, дотронулся до карты своим морщинистым на сгибе указательным пальцем.

— Это все? — спросил Сталин.

— По не проверенным еще данным, Иосиф Виссарионович, противник стремительно продвигается к Клину. Я вызвал по телеграфу Жукова за полчаса до того, как позвонили от вас, но он уехал в войска. Буду вызывать его вторично.

Сталин сосредоточенно глядел на карту и, не отрывая глаз от нее, будто про себя, сказал:

— Значит, и на этот раз нам не удалось их упредить…

…В плане операции «Тайфун» второе «генеральное» наступление на Москву не было и не могло быть предусмотрено. Согласно этому плану, уже в октябре немецкие флаги с черной свастикой должны были развеваться на башнях Кремля, а у его стен плескаться вода: планируя свою «последнюю битву на востоке», фюрер намеревался затопить Москву сразу же после ее захвата.

Значительно позже военные историки, анализируя фантастические приказы Гитлера, высказывали сомнения в практической возможности осуществить такое затопление. В данном случае, как и во многих других, верх над здравым смыслом и трезвыми расчетами взяла маниакальная уверенность фюрера в своей способности повелевать не только людьми, но и стихиями. С равным успехом Гитлер мог запланировать громы и молнии, которым в соответствующее время надлежало бы обрушиться на советскую столицу, чтобы испепелить ее.

Но так или иначе «Тайфун» обрекал советскую столицу на захват и уничтожение не позже чем в октябре.