Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов

Этот товарищ, что прибегала ко мне и шептала на ухо, рассказала, что в ткацкой фабрике произошел такой же случай. Я не знаю, что делать, так как в столовой ничего нет. Да и не можем систематически «обворовывать» работниц для «дистрофиков». Придется мобилизовать коммунистов».

Оказывается, на фабрике уже не первый раз проводят такие мобилизации. Они заключается в том, что сама Глазамицкая, директор тов. Юрков, технорук Леновский, секретари цеховых партийных организаций самостоятельно отказываются от своей нормы хлеба. Они собирали карточки, шли в магазин и затем распределяли хлеб среди дистрофиков. Такая же мобилизация была проведена и сегодня, в ней своей карточкой участвовал и я.

На Волковском кладбище. <.. > На улицах, прилегающих к погосту, можно найти множество «подкидышей». Одни завернуты как мумии, другие просто в рабочих костюмах, третьи, что очень редко, в гробах или ящиках подброшены к домам, завезены во дворы, а некоторые валяются на середине улиц. Сколько труда нужно приложить, чтобы убрать этих «подкидышей». Сколько надо иметь наглости, чтобы бросить, как собаку, своего близкого человека. <…>

На кладбище огромное скопление мертвых. Они всюду— между могилами, на тропинках и дорожках. <…> Непогребенных трупов здесь сотни и с каждым днем их становится больше. К ним уже многие привыкли. На кладбище толкутся десятки мародеров. Подойдут сумерки, они примутся раздевать трупы. Здесь же новоявленные могильщики, спекулируют на бессилии людей. За выкапывание ямы они требуют с несчастных близких умершего по 600–700 рублей, или килограмм хлеба и 250 рублей. На кладбище слышен легкий гомон торгующихся. Иногда слышны рыдания. Но это не тоска по ушедшему, а выражение бессилия людей, неспособность ни заплатить бешеные деньги за могилу, ни самим ее выкопать. <…>

Администрация кладбища в лице двух полуживых людей стараются навести порядок, но это им почти не удается. Она организовала рытье могил (траншей) экскаватором, мобилизовала с помощью Московского райкома ВЛКСМ комсомольцев на уборку трупов. Но трупов все еще очень много. Чтобы их убрать с глаз, молодежь сняла с церковки крышу и сложила в церквушке штабель из человеческих тел. Страшно <…> [А. Г-ч].

Из докладной записки начальника Городского управления военизированной пожарной охраны: «В январе авианалетов не было. Противник подтянул и приступил к обстрелам из орудий калибра 180–210 мм.

За последние двое суток в городе возникло более 60 пожаров, из которых почти 20 % распространились и причинили большой ущерб горевшим объектам.

Пожарные команды города едва справляются с тушением пожаров. Основной причиной такого положения является резкая потеря трудоспособности личного состава и значительное число больных (свыше 1500 чел.) на почве истощения, а также острый недостаток горючего для боевых автомашин».

1 февраля 1942 года

С утра дали один стакан кофе, пол-яйца и 10 г масла. Вся снедь быстро поглощается. Аппетит не дает покоя. Своими силами заготавливаем дрова. Принесли из домохозяйства 10 кругляков, штук гробовых досок, корзину каменного угля и вязанку поленьев – 10 штук. Топка печи – с 12 до 18. В палате становится теплее, к ночи – нормально. Запасаемся на ночь своими одеялами. Я принес два одеяла. Имею шинель, ватник и на себе две теплых рубахи, две шерстяные фуфайки, трикотажную рубаху и суконную гимнастерку. На ногах: трикотажные кальсоны, пару фланелевых и диагоналевые брюки, три пары носков, двое фланелевых портянок. Обхожусь без грелки. Лежим в кроватях во всем, даже некоторые в ватниках и с грелками. Все в шапках. Много курим. Я за ночь и день выкурил две пачки «Беломорканала».

Обед: 50 г портвейна, щи капустные, гречневая каша, жидкая – ложки 4–5, чай один стакан и 100 г хлеба. Ужин: каша и 100 г хлеба. Тоскливо, хочется жрать. Разговоры о еде, мечты о питании. Большинство ходит в утку и судно. Два-три человека бродим в туалет. Ночью коптилка скипидарная, через час она гаснет. Копоть и темнота. Не уснуть. Через каждый час встаю. Убиваем время в разговорах и воспоминаниях о недавнем прошлом. Делимся впечатлениями. А на улицах попадаются трупы. У нас в стационаре уже три трупа в коридоре и растет поленница покойников во дворе, в сарае. Чувства притупились [А. Б-в].

С сегодняшнего дня казарменники переведены на котловое довольствие. Карточки сданы в столовую и полностью в ней отовариваются. Но объем и сытость? Голодно. Сегодня на обед – мучной суп, гуляш (четыре кусочка мяса общим весом 23 г, с картошкой 45 г). Ужин – суп рисовый плюс гречневая каша (120 г), плюс ежедневно хлеб, 33 г сахара, сухой кофе. 10 г сливочного масла на руки плюс 17 г масла в суп на мясном отваре и в кашу (пока еще масло не давали – обещают). Голодно! [М. К.]

Ужасно. Стояла за хлебом трое суток, только 31 получила. Слава богу, за все дни дали. Говорят, трудно подвозить муку. В пекарнях воду рабочие носят с Невы <…>.

Отнимают карточки и хлеб.