Итак, прежде всего, возникает вопрос, насколько создаваемые представления о Маннергейме в связи с участием финских войск в блокаде Ленинграда соответствуют действительности и какова была при этом роль маршала?
К такому вопросу приходится теперь возвратиться именно в итоге рассмотренных событий первого периода войны, хотя анализ их в предшествовавшем изложении уже содержит отчасти ответ на него. Требуется в концентрированном виде выделить именно те положения, которые позволяют четко увидеть позицию маршала относительно судьбы Ленинграда в динамике развития происходившего.
В данном случае нельзя оставить без внимания и то, что идея показать свою «спасительную» роль в судьбе Ленинграда принадлежит самому Маннергейму. Как писал он в начале 1950-х годов в своих мемуарах, «с самого начала счел необходимым ясно заявить президенту и правительству, что ни в коем случае не буду руководствоваться осуществлением задачи вести наступление против города на Неве».[219]
Факты, однако, не подтверждают сказанное. Приходится здесь согласиться с упоминавшимся уже американским историком профессором Лундиным, который в историографическом анализе в своей книге «Финляндия во Второй мировой войне», касаясь воспоминаний Маннергейма, отметил присущую мемуаристам тенденцию, когда они стараются писать о том, что вызывает уважение к ним, и «забывают такое, что их принижает».[220]
Почему маршал «забыл» о том, что при выработке в Зальцбурге и Цоссене 25–28 мая 1941 г. оперативного плана совместных германо-финских действий по захвату Ленинграда начальник генерального штаба Хейнрикс выполнял конкретные указания, данные ему командующим вооруженных сил Финляндии?
Как пишет финский исследователь, историк А. Руси, «в определении командующим общих оперативных планов в начальной стадии войны вопрос о взятии Ленинграда составлял сущность финско-немецкого сотрудничества».[221]
Эту мысль подтверждает также крупный финский историк, автор многих работ, относящихся к участию Финляндии во Второй мировой войне, В. Халсти. «Падение Ленинграда, — указывает он, — рассматривалось в качестве задачи первостепенной важности, как в ходе войны, так и ее конечного результата».[222]Вообще в высших финских военных кругах, по свидетельству генерала А. Айро, являвшегося одной из центральных фигур в ставке Маннергейма, восторгались тем, что были выработаны планы наступления на Ленинград.[223]
Показательна в этом смысле и беседа, состоявшаяся у Маннергейма с генералом Талвела 5 июня 1941 г., получившим вскоре назначение командовать VI корпусом, перед которым была поставлена задача наступать на ленинградском направлении. Талвела пишет в своих мемуарах: «Маршал объявил мне, когда я прибыл к нему, что Германия на днях совершит нападение на Советский Союз… что немцы не просят нас ни о чем другом, кроме как нанести сильнейший удар в направлении Ленинграда. Он объявил о создании специальной группы для осуществления этого удара и предложил мне ею командовать, спросив, желаю ли я этого. Я поднялся молниеносно со стула и заявил: «Да это же величайший момент в моей жизни»».[224]Уже после войны, в 1980-е годы, бывший пресс-атташе Германии в Хельсинки в 1939–1944 гг. Ханс Метцгер писал: «Обрисованная Талвела беседа с маршалом согласуется почти дословно с теми сведениями, которые я получил в начале июня 1941 г. от Рёссинга (немецкого военного атташе в Финляндии —
Следовательно, нетрудно понять, что Маннергейм непосредственно руководил подготовкой наступления финской армии с севера на Ленинград в расчете на соединение с немецкими войсками, которые должны были прорваться в город с юго-запада.
О том, как под командованием Маннергейма финские войска продвигались к Ленинграду летом 1941 г. со стороны Карельского перешейка и в обход Ладожского озера уже было сказано раньше. После взятия Старого Белоострова и ряда других населенных пунктов за пределами прежней государственной границы наступление на Сестрорецком участке продолжалось еще несколько дней. Финские войска подошли тогда непосредственно к Карельскому укрепленному району. Только под угрозой большого количества жертв, которые потребовалось бы принести в результате операции по прорыву полосы укреплений, а также ставшего проявляться недовольства со стороны финских солдат откровенным захватническим характером войны (это выразилось в отказе многих из них продолжить наступление), Маннергейм отдал приказ закрепиться на достигнутом рубеже.
Действительно, альтернативой такому решению был бы приказ перебросить на Карельский перешеек новые дополнительные войска, сняв их с других направлений. Однако это означало бы, что на ближних подступах к городу прибывшие части также стали нести колоссальный урон. В условиях захлебнувшегося немецкого наступления в южных предместьях Ленинграда для Маннергейма односторонний штурм города означал бы по существу уничтожение значительных сил финской армии.